– Мамочка, – Людмила Никандровна расплакалась и обняла мать. Это был последний их нормальный разговор. Именно его потом всегда вспоминала Людмила Никандровна, – я тебя отправлю, обещаю. Только сначала ты полежишь в больнице, мы сделаем все анализы. Я куплю лекарства и дам Вите инструкции, что сделать, чтобы тебе стало полегче. Хорошо? И сразу после обследования я тебя отвезу к Вите. Лично отвезу. Договорились?
– Хорошо, – согласилась мать, и Людмиле Никандровне оставалось только надеяться, что она не забудет этот разговор к утру следующего дня.
Наверное, впервые за долгое время Людмила Никандровна спала спокойно. Даже не помнила, как уснула. Но утро принесло новые проблемы. Настя объявила, что вечером уйдет, потому что праздник. Крещение. И она собирается окунуться в прорубь.
– И что ты от меня хочешь? Родительского благословения? – съязвила, не удержавшись, Людмила Никандровна.
– Дай мне свою ночную рубашку. Или бабушкину, ту, с кружевом, – вдруг совершенно по-детски попросила Настя.
– Дочь, умоляю тебя, – Людмила Никандровна вылила кофе мимо чашки, – ну где ты и где прорубь? И какая разница, в чем задницу морозить? В кружевах или без?
Настя вдруг расплакалась, обвинила мать в том, что та ее не крестила в детстве, как всех нормальных детей, и прокричала в начинающейся истерике про косность и узость мышления.
– Ладно, ныряй, куда угодно, раз ты считаешь, что в этом твое счастье. У меня только один вопрос: твой семинарист таких же широких взглядов, как и ты? Кстати, кто его родители?
– Отец Коли священник. Очень уважаемый, кстати. К нему в храм знаменитости приходят.
– Я очень рада, что твой Коля не будет пробивать себе восхождение по карьерной лестнице, а воспользуется отцовскими связями, но ты ведь с его родителями не знакома еще?
– Сегодня должны познакомиться, – призналась Настя и снова расплакалась.
– А ты чего боишься – знакомства или процесса окунания в ледяную воду? Или ты из-за наряда для крещения страдаешь? – хмыкнула Людмила Никандровна.
– Воды, – сказала Настя, которая и дома ходила в носках и теплой кофте. Даже летом мерзла. Бывший муж связывал ее мерзлявость с какой-то особой энергией, которая не позволяла телу нагреться. И для этого Настя должна была заниматься йогой и медитировать. Но сидеть в позе лотоса – это не погружаться в ледяную прорубь.
– Да, морж из тебя не выйдет. А представь, что такое каждый год придется делать… Господи, ну зачем тебе все это? – недоумевала Людмила Никандровна.
– Коля говорит, что надо с молитвой… – промямлила Настя.
– Да ты хоть подготовься к встрече с будущими родственниками. Историю религий изучи. Имена святых. Кто за что отвечает. Ну так же нельзя, в самом деле. У тебя жизнь, можно сказать, решается, а ты только о ночнушке с кружевами и печешься. Кстати, я видела фотографии – в купальнике тоже можно. Даже в раздельном.
– Мам, перестань, пожалуйста. – Настя сграбастала в кучу гору купальников, ночнушек, комбинаций, совершенно неприличных, но очень эффектных, над которыми стояла уже битый час. Примеряла, в каком не стыдно окунуться в прорубь, чтобы произвести впечатление на родителей избранника. – Что мне делать-то? Лучше посоветуй!
– Я считаю, что до Крещения нужно признаться твоему Коле, что у тебя есть дочь и был муж. А то еще получится, что ты зря страдала. – Людмила Никандровна едва сдерживалась, чтобы не наговорить лишнего.
– Мама уезжает? – В комнату вошла Марьяша и увидела гору купальников. – На море? Я тоже хочу.
– Нет, мама не уезжает, она идет плавать на нашу грязную речку, в которой столько бактерий, что там даже рыбы не водятся. Но сейчас зима, мороз, так что все бактерии заморозились. И в речке прорубили дырку, чтобы люди могли окунуться.
– С головой, что ли? – Марьяша выпучила от ужаса глаза.
– Именно что с головой. Причем три раза, не меньше, – ответила Людмила Никандровна.
– А зачем? – Марьяша продолжала таращиться на мать, которая крутилась перед зеркалом, примеряя очередной неприличный купальник.
– Считается, что тогда у тех, кто окунется, не будет грехов. Никаких. И можно снова грешить, как с чистого листа. – Людмила Никандровна не скрывала сарказма.
– А что такое грехи? – спросила Марьяша.
– Плохие поступки. Вот человек сделал много плохого, а потом нырнул в прорубь, и вроде как ему все простили. И он теперь хороший.
– Надо просто извиниться, – строго проговорила Марьяша. – И вести себя хорошо.
– Тоже верно, – рассмеялась Людмила Никандровна.
– Мам, я на тебя не сержусь. Ты хорошая, – сказала Марьяша. – Не надо тебе в прорубь. Ты же не щука. В сказках только щуки из проруби выглядывают. А люди на теплой печи лежат.
Настя, едва успокоившись, опять заплакала. Людмила Никандровна пошла на кухню за успокоительным.
– Не буду, – отрезала Настя.
– Это просто пустырник. Вряд ли религия выступает против пустырника.
– Мама, хватит! – Настя начала кричать. – Ты всегда такая! Ты можешь быть нормальной?
Настя бросила в сумку первый попавшийся под руку купальник, нацепила длинную юбку и ушла.
– Бабушка, а в ледяной воде можно замерзнуть? – спросила Марьяша, глядя на дверь, которой, уходя, громко хлопнула ее мать. Настя всегда любила подобные театральные жесты.
– Можно, конечно.
– А вдруг мама замерзнет насмерть?
– Не замерзнет. Она же не будет плавать в проруби. Только окунется. И там всегда врачи дежурят. Потом можно зайти в теплый дом и согреться. Еще и чай дают горячий.
– Бабушка, а все взрослые делают странные вещи?
– Нет, наверное, не знаю, – ответила Людмила Никандровна, думая, что Марьяша имеет в виду свою сумасшедшую семью.
– А мне кажется, что все. Даже наша воспитательница в детском саду. И учительница на подготовишках. Они тоже странные.
– И что они делают? – Людмила Никандровна прекрасно знала и воспитательницу, и всех учительниц и никаких странностей за ними не замечала. Или не хотела замечать?
– Воспитательница заусенцы на пальцах до крови обдирает, хотя даже маленькие дети понимают, что так делать нельзя. А потом ходит в резиновых перчатках и говорит, что боится бактерий. И что ей нельзя болеть. Но все же знают, что у нее пальцы ободранные. А учительница на занятиях – очень хорошая, только иногда как Снежная королева. Она застывает и молчит. Может долго молчать и смотреть в одну точку. Даже не моргать. Как ты думаешь, она к весне оттает? А у учительницы голос, как у ребенка. И она букву «эл» не выговаривает. Разве так бывает, что учительница и не выговаривает?
– Марьяш, как бы тебе объяснить? У каждого человека свои проблемы, свои мысли, в которые он погружается. Это нормально, – попыталась успокоить внучку Людмила Никандровна. – Грызть заусенцы, конечно, плохо и нельзя. А что касается буквы «эл», то да, бывает, что и взрослые не все буквы выговаривают.
