Я же не могла заставить Настю делать хоть что-то. Она боялась воды, и процесс купания всегда сопровождался слезами. Массаж с профессиональной детской массажисткой тоже начинался слезами, и к концу Настя уже закатывалась в истерике. Ей было неинтересно ползать за игрушками или пытаться перевернуться на живот. У нее с рождения было такое выражение лица, что все хохотали – мол, оставьте меня в покое. Опять же кормление и укладывание превращались в пытку – те самые танцы с бубнами. И только с появлением бабы Нюси Настя начала оттаивать. Она тянулась за половником, который положила для игры баба Нюся, стучала ложкой по кастрюле. Няня купила для своей воспитанницы пеленку, завязала на ней узелок, и Настя не расставалась с ней – таскала за собой повсюду, как любимую игрушку, как оберег. Но это было позже.
А когда баба Нюся только появилась в нашей семье, Настя продолжала плевать грудь, отказывалась пить сцеженное молоко из бутылочки и заходилась в истерике по любому поводу. Я уже и в пустырнике ее купала, и в валерьянке, и в валерьянке, смешанной с пустырником, ничего не помогало. Настя начала путать день с ночью – как только утром приходила баба Нюся, Настя тут же засыпала, но стоило той уйти вечером, как моя дочь просыпалась, активно бодрствовала и начинала плакать.
Я понимала, в чем причина. Баба Нюся приходила рано, часов в семь, и я тоже тут же засыпала, зная, что Настя под присмотром. Если я оставалась дома, могла проспать целый день. Баба Нюся своим присутствием действовала на нас с Настей лучше всяких валерьянок. Когда наша няня уходила, я начинала нервничать из-за того, что дочь не спит, не ест и опять орет, ну и Настя, чувствуя мое настроение, выдавала истерику.
– И что мне делать? – спрашивала я у Ильи.
– Вина выпить, – шутил он.
– Не могу, ты же знаешь. Я пытаюсь ее кормить.
– Ну я вырос на смеси, видишь, не умер. Пусть ест одобренную Минздравом молочную смесь, страдает диатезом, как все мы в детстве, а ты наконец выпьешь вина и расслабишься. У нас саперави до сих пор в шкафу стоит. Помнишь, собирались выпить по очень торжественному случаю?
Я послушалась и перестала истязать себя и ребенка. Мы с Ильей открыли бутылку, выпили, потом муж сбегал еще за одной. В общем, я напилась в тот вечер в хлам. Но нам с Ильей было весело и легко. Да и Настя, будто что-то почувствовав, спала всю ночь.
Утром Илья сбегал в магазин и вернулся с коробками. Заодно узнал, где молочная кухня, кого-то там очаровал, договорился и принес кефир. Я, чувствуя, что голова взорвется, сообщила бабе Нюсе, что больше Настю кормить не буду. Наша няня кивнула, но промолчала.
Пробираясь по стенке в ванную, кляня себя за то, что напилась, я увидела, как наша нянечка брызгает на Настю водой из бутылки.
– Может, вы еще всю квартиру обрызгаете? – пошутила я неудачно, но баба Нюся сообщила, что как раз собиралась это сделать. Только не знала, как я к этому отнесусь.
– Мне все равно. Хуже не будет, – ответила я, доползла до туалета, и меня наконец вырвало.
Наверное, баба Нюся решила, что я на ее стороне. Спустя несколько дней она сообщила, что договорилась со священником и как-то убедила его, что Настю надо крестить тайно, без присутствия родных и даже крестного отца. А крестной матерью решила стать сама баба Нюся.
У меня начался мастит. Я лежала с температурой, грудь болела так, что разрывало все тело. И баба Нюся меня спасла. Принесла траву, заварила, заставила выпить. Потом сцедила меня – я уже находилось в полубезумном состоянии и плохо соображала. А потом перевязала мою грудь, приложив капустные листы. Еще два дня я лежала с капустой на груди, пила какую-то гадость, которой меня выпаивала баба Нюся, и терпела, когда она мяла мою грудь, сцеживая остатки молока.
Но однажды утром я встала совершенно здоровая. Грудь болела, но не сильно. Настя спала. Баба Нюся успела перевести ее на кашу, заявив, что смеси – гадость и отрава. Я поплелась на кухню, чтобы сварить себе кофе. О кофе я мечтала много месяцев. Мне до одури хотелось сварить себе в турке кофе – очень сладкий и очень крепкий. А сначала включить любимую кофемолку и намолоть зерна, насладившись запахом. И звуком перемалывающихся зерен. Этот звук меня всегда успокаивал и даже вводил в транс. Когда нужно было принять важное решение, я всегда принималась молоть кофе.
– Это ребенкино, – рявкнула на меня баба Нюся, когда я взяла свою кофемолку с остатками какой-то белой пыли, помыла ее и собиралась насыпать зерна.
– Что? – не поняла я.
– Кофемолка. Она для Насти. Я в ней мелю овсянку и гречку на каши.
– Я кофе хочу, – призналась я.
– Потерпишь. Или вон, цикорий выпей. Нельзя теперь туда твой кофе. Запах останется и привкус. Я еле отмыла, – грозно сказала баба Нюся.
Я стояла над плитой и чуть не плакала. Наверное, все случилось из-за того, что я лишилась кофе.
Пока я соображала, как растолочь зерна, баба Нюся одевала Настю. Я вдруг заметила, что наша нянечка выглядит не так, как обычно – в нарядном платье, платке.
– Вы куда-то собрались? – спросила я.
– Я же тебе говорила, – шепотом ответила баба Нюся.
– Не помню, простите.
– Настю сегодня крестим, – торжественно сообщила баба Нюся.
– Что делаете? – ахнула я.
– Ты же согласилась. – Баба Нюся одевала Настю во что-то белое в рюшах. – Вот, смотри, какое я ей крестильное платье купила.
– Я была больна, не понимала, что говорю. Я хочу кофе, я имею право на чашку кофе. А вы не разрешаете мне воспользоваться кофемолкой. Я сейчас просто умру, если не выпью кофе.
Баба Нюся застыла на месте и схватилась за сердце. У нее был такой жест – сложить руки над грудью, вдохнуть и задержать дыхание. Потом шумно выдохнуть и снова задержать дыхание. Я взяла пакет с зернами и побежала к соседке. Звонила в дверь, пока она не открыла.
– Что случилось? С Настей что-то?
– Нет, мне нужна кофемолка, срочно.
Наверное, у меня был безумный вид. Соседка молча выдала мне кофемолку. Я насыпала зерен, включила. Из спальни вышел сонный муж соседки, с вопросом, почему в семь утра в субботу в его квартире стоит шум. Но соседка его остановила, показав на меня и покрутив пальцем у виска. Мол, молодая мать не в себе, лучше не вмешиваться.
Я намолола кофе, сказала спасибо, вернулась в квартиру и наконец поставила турку на плиту.
Знаете, так бывает у алкоголиков. Когда долго не пьешь, а потом вдруг срываешься. И одного глотка хватает, чтобы сойти с ума, потерять связь с реальностью. Так случилось и со мной. Кофе подействовал молниеносно. Меня будто посадили на электрический стул.
Стало плохо, начало тошнить, голова закружилась, пульс зашкаливал, бросило в жар. Я добежала до туалета, и меня вырвало только что выпитым кофе. И вдруг я увидела себя со стороны. Счастливую дуру. Гормоны пришли в норму, мозг получил кофеин вместо пролактина. Я вернулась на кухню, допила кофе, маленькими глотками, смакуя, и вдруг потянулась за сигаретой – пачку на подоконнике оставил Илья. Он курил в форточку под присмотром бабы Нюси. Я взяла сигарету, прикурила и выпустила дым.
