Борра взял Филиппа на прицел и взмахнул крыльями, чтобы настичь его, но, когда его руки уже были готовы схватить принца за горло, прогремел выстрел, и тёмный эльф повалился на землю. В его плече зияла открытая шипящая рана.
Подняв голову, Филипп увидел, что Персиваль, сидя на траве, медленно опускает зажатый в дрожащих руках арбалет.
– Спасибо, – облегчённо выдохнул Филипп.
Но успокаиваться им было рано. Филипп с ужасом увидел, как Борра, поднявшись на ноги, идёт к безуспешно пытающемуся отползти назад Персивалю, как, вырвав у него арбалет, мощным ударом о землю разносит его в щепки, как протягивает руку, явно собираясь сделать с Персивалем то же самое, что только что сделал с его арбалетом.
Филипп стоял, тяжело переводя дыхание: у него в голове не укладывалось то, чем вдруг всё обернулось. Предательство матери. Её равнодушное, безжалостное отношение к чужим жизням – и людским, и жизням волшебных созданий. Безумное желание его матери уничтожить вересковые топи и всё живое на них.
«Ну вот, – подумал Филипп, – теперь наши с матерью пути разошлись навсегда. Мы с ней больше не родные люди, не семья. Родные люди не причиняют друг другу боль, не убивают друг друга. Родные люди не лгут и не предают».
Да, Ингрит перестала быть его матерью в тот момент, когда месть для неё оказалась дороже счастья собственного сына и жизни её собственного мужа. Отныне единственным родным человеком Филиппа, его семьёй оставалась Аврора. Её счастье – это его счастье. Её будущее – его будущее. И он до последней капли крови будет сражаться за них.
Из задумчивости Филиппа вывели крики Персиваля. Филипп поднял меч высоко над головой и шагнул вперёд. Он знал, что должен сделать. Борясь с Персивалем, Борра не замечал приближения Филиппа, пока его шеи не коснулся кончик шпаги принца. Кожа Борры в этом месте сразу же покраснела и зашипела.
– Отойди, – приказал Филипп.
– Добивай, – ответил Борра, прижимаясь шеей к клинку и не обращая внимания на боль.
На лице Персиваля было написано удивление.
– Филипп... – начал он. – На нас напали...
Но Филипп резко тряхнул головой:
– Это не моя война. Её хотела королева, а ты поднёс ей эту войну на блюдечке.
Ещё не поднявшийся на ноги, Персиваль смотрел на Филиппа так, словно впервые его увидел. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. До сих пор Филипп лишь молча наблюдал за жестокими поступками своей матери, позволяя ей губить то, что было ему дорого, чем он гордился. Он повернул голову и вновь обратился к Борре:
– Я не позволю ей погубить ни моё королевство, ни ваше, слышите? На моих руках не будет крови волшебного народа.
Сказав это, Филипп отбросил свою шпагу. Она упала, один раз подскочила, звякнув, и осталась неподвижно лежать на траве, тускло блестя в угасающем свете дня.
Долгое-долгое время двое мужчин и один тёмный эльф стояли неподвижно. Филипп смотрел на Борру, за спиной которого воздух потряс взрыв магической энергии. Наконец эльф слегка кивнул своей рогатой головой. Он явился сюда, чтобы убить Филиппа, но сейчас, пусть и неохотно, понял, что не сможет этого сделать. Впрочем, это вовсе не означало, что этого не сделает никто другой. Взмахнув мощными крыльями, Борра поднялся в воздух и полетел навстречу другим тёмным эльфам.
Когда Борра улетел, Филипп обессиленно опустился на колени, хватая ртом воздух, и сидел, приходя в себя. Внезапно на него упала тень. Подняв голову, Филипп увидел Персиваля. Его друг стоял, протягивая ему свою руку.
– Мой принц, – сказал Персиваль.
Филипп принял его руку и поднялся на ноги. Персивалю не нужно было ничего говорить, его жест и его глаза сказали обо всём лучше всяких слов. Сомнения оставили Персиваля – на их место пришло доверие. Собственно говоря, правду о королеве Ингрит он знал не хуже, чем сам Филипп. И теперь они должны вместе её остановить. Раз и навсегда.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
МАЛЕФИСЕНТА СЛЫШАЛА, КАК КРИЧАТ ОТ УЖАСА СОЛДАТЫ ВНИЗУ. ЧУВСТВОВАЛА ИХ СТРАХ, КОГДА ОДНУ ЗА ДРУГОЙ ПОСЫЛАЛА НА ЗЕМЛЮ волны магической энергии. Чувствовала запах дыма от пожаров, занимавшихся вокруг замка Ульстед. И всё это только прибавляло ей решительности.
Но при всём этом была и совсем маленькая частица в её душе, сопротивляющаяся такому яростному разрушению всего подряд. В голове Малефисенты словно звучал голос Коналла, умолявшего её остановиться и подумать о том, что она делает и какую боль причиняет.
Малефисента заглушила в себе этот голос. Он может сослужить ей недобрую службу, когда она наконец найдёт Ингрит. Чтобы уничтожить королеву, нужно сохранить, не расплескав, весь свой гнев. Заметив выскочившего на открытое пространство одинокого солдата, Малефисента спикировала вниз, схватила его и, подняв в воздух беспомощно сучившего ногами человечка, резко спросила:
– Где она?
Солдат отлично понял, о ком идёт речь, и дрожащей рукой указал на одну из двух огромных, нависающих над замком Ульстед башен. Башня королевы. Ну конечно. Малефисента и сама могла бы догадаться, что королева должна быть там, высоко над всеми, и наблюдать за всем, что происходит, с того места, где считает себя в полной безопасности.
Вот только Ингрит ошиблась. Это место больше не было безопасным.
Выпустив солдата, Малефисента резко ушла вверх и повернула в сторону башни. Когда она увидела стоящую на вершине башни королеву Ингрит, гнев на мгновение ослепил её – но лишь на мгновение, после чего голова тёмной феи стала холодной и ясной. Ингрит, подбоченившись, стояла в центре смотровой площадки и с непроницаемым лицом наблюдала за творившимся внизу хаосом. Со всех сторон королеву окружали телохранители с мечами на изготовку. Здесь же стояли две громоздкие катапульты. Заряженные бочонками с красной пылью, они были направлены прямо на Малефисенту.
Красной пыли и смерти от неё Малефисента не боялась: лишь бы – и это самое главное – успеть вначале добраться до Ингрит. Зависнув в воздухе, тёмная фея смотрела вниз, на злую королеву. В развевающемся на ветру платье, с растрёпанными волосами Ингрит была ещё больше похожа на впавшую в бешенство злую ведьму.
«Что могло наполнить эту женщину такой ненавистью?» – подумала Малефисента, и внезапно в её голове мелькнула неприятная мысль о том, что у неё самой, как это ни странно, есть с Ингрит нечто общее. Ненависть. Жажда мести. И разница между ними лишь в том, что начала эту войну не Малефисента. Её начала Ингрит.
Сделав крутой вираж, Малефисента зашла с другой стороны башни, всё так же не сводя глаз с королевы. Двое охранников шагнули вперёд, прикрыв собой Ингрит. Букашки! Небрежным движением пальца Малефисента смахнула их в сторону. Теперь осталось всего лишь два телохранителя.
Пока Малефисента, сидя в Обители, оправлялась от своей раны, у неё было много свободного времени, чтобы поразмышлять о том злополучном обеде и обо всём, что на нём случилось. А случилось то, что Ингрит умело использовала раздражительный нрав и мрачную репутацию Малефисенты против самой тёмной феи. Действуя ей на нервы, заставила показать своё единственное слабое место – любовь к Авроре. Вспомнив об этом, Малефисента, парящая в воздухе над башней, уже подняла руку, чтобы одним магическим ударом навсегда покончить с Ингрит, но...
