Отношения с Малефисентой у них были сложными, точнее – почти никакими. Когда им изредка доводилось сталкиваться друг с другом, дело ограничивалось лишь сухими приветствиями. Впрочем, нет, Малефисента обычно ещё интересовалась тем, хорошо ли чувствует себя принц – интересовалась так, словно надеялась услышать в ответ, что чувствует он себя неважно.
– Моя работа – защищать наше королевство, – продолжал гнуть своё Персиваль. – И для этого я, не задумываясь, сделаю всё необходимое, мой друг. Не задумываясь.
Он пришпорил коня и поскакал вперёд, оставив Филиппа позади. Филипп вздохнул, чувствуя, что его радость слегка поблекла. Они с Авророй были уверены, что любят друг друга. Много раз мечтали, как объединят свои королевства и покажут и феям, и людям, что можно мирно уживаться друг с другом. Но путь к этой цели был долгим и тернистым. Филипп отлично понимал, что Персиваль отнюдь не единственный, кому идея объединённого государства людей и фей кажется неприемлемой.
Филипп туже натянул поводья и рысью направил своего коня в сторону замка, чувствуя холодок под сердцем. Он догадывался, какой окажется реакция родителей на новость, которую он им везёт.
Королю Джону ужасно хотелось встать и потянуться, размяться после тех часов, которые он просидел на троне, придавленный плотной узорчатой мантией и тяжёлой короной. Кроме того, по требованию жены сверху на него была ещё наброшена меховая шкура с головой животного. Да ещё приходилось держать в руках длинный скипетр. И без того неудобный, трон после долгого позирования для королевского портрета становился настоящим орудием пытки.
Но ради того, чтобы жена была довольна, король Джон был готов терпеть любые муки.
Заметив краем глаза движение в тронном зале, король улыбнулся – чуть-чуть, едва заметно, потому что уже не раз получал за подобные вольности суровый выговор от рисующего портрет придворного художника.
– Ингрит, – обратился он к жене, – ты единственная, кому я могу доверять. Скажи честно, как я там выгляжу.
Королева подошла ближе. Её кожа матово светилась и была молочно-белой, как луна. Платье плотно облегало тонкую хрупкую фигуру. Светлые, почти белые волосы королевы были гладко зачёсаны. Глаза, которыми она пристально изучала портрет, были холодными и прозрачными, словно льдинки. Скорее это она, а не король, выглядела произведением искусства. Холодной мраморной статуей.
– Как величайший король в истории Ульстеда, – ровным, лишённым интонаций голосом ответила она.
Король то ли не заметил её тона, то ли решил попросту не обращать на него внимания.
– А на портрете и для тебя останется место, – сказал он, явно обрадованный оценкой жены. – Прямо рядом со мной.
Пошевелить головой король Джон не мог, а потому не увидел гримасу, перекосившую точёное красивое лицо его жены. Не заметил, как она стиснула кулаки и резко вдохнула. Но когда королева заговорила, её голос снова стал ровным и спокойным:
– Там, где я буду всегда.
Ингрит ненавидела своё положение королевы. Терпеть не могла, что ей всю жизнь приходится оставаться в тени своего слабого, никчёмного мужа. Человека, от одного вида которого её начинало мутить. А когда он говорил, неся несусветную цветистую околесицу или впадая в сентиментальную чушь, ей всегда хотелось заткнуть уши и закричать. Их союз не был браком по любви. Это был брак по расчёту. Шансы на то, что Ингрит сможет полюбить своего мужа, изначально равнялись нулю. В юности она мечтала выйти замуж за человека, которого будет обожать. Или за того, кто будет ей хотя бы нравиться. А пришлось выйти за слабака, который постоянно бубнит о своей любви, а у неё от этого мурашки бегут по коже.
Но королевству – и его королю, разумеется, – нужна была верная любящая королева, нежная жена и заботливая мать. И Ингрит играла эту роль. С улыбкой позировала для портретов. Заключала союзы, начинала войны, укрепляла королевство, а Джон тем временем только болтал, болтал и болтал. Болтал со своим сыном о мире, о возвышенной ерунде, о силе любви.
Всё это Ингрит терпела только по одной- единственной причине: ей нужен был Джон, и королевский титул, и власть, которую давал этот брак. Пусть все остальные считают своим вождём короля. Пусть все верят, что это благодаря Джону их королевство процветает, а Ингрит не имеет к этому никакого отношения. Ничего, вскоре все поймут, как сильно они ошибались.
Услышав, что дверь опять открылась, королева Ингрит повернулась, обрадованная, что появился повод больше не смотреть на своего супруга. В зал быстро вошла придворная советница Герда с большим ящиком в руках. При дворе она была одной из немногих, кто совершенно не боялся королевы. В королевской свите Герда состояла уже много лет, давая королю мудрые советы и, когда тот просил, снабжая его оружием. Однако предана всем сердцем она была не ему, а королеве.
Подойдя к королевской чете, Герда поставила ящик на пол и поклонилась. Королева заглянула в ящик – он был набит до краёв так, что его деревянные стенки потрескивали.
– Ваше величество, – обратилась к королю Герда, – это трофеи. Они прибыли после захвата Мидленда. Оружие.
Король покачал головой, удостоившись за это сердитого взгляда от пишущего его портрет художника.
– Нам больше не нужно оружие, – сказал король Джон. – В наши дни с войнами покончено.
Королева прикусила себе щёку. Её муж осёл! Войны! Они всегда были и всегда будут. Без них невозможно править королевством. Если нет войны с внешним врагом – значит, есть война с врагом внутренним. Если нет врагов вдали – значит, они есть под боком. Сейчас, например, они на противоположном берегу реки. Но Джон смотрит на мир наивно и доверчиво, словно ребёнок-несмышлёныш. Считает войну самой крайней мерой, к которой можно прибегать только тогда, когда исчерпаны все попытки сохранить мир. Отношение Ингрит к войне было прямо противоположным.
Она наклонилась к ящику и вытащила из него арбалет. Принесённое Гердой оружие было устаревшим, но вполне пригодным. Ингрит с привычной лёгкостью взвела курок арбалета.
– Предусмотрительность никогда не бывает излишней, – заметила она, словно невзначай наводя арбалет на короля.
Наблюдающая за королевой Герда заметила, как та ещё сильнее побледнела, а в её глазах появился странный блеск.
– Он заряжен, ваше величество, – предупредила Герда.
Наступил напряжённый момент: королева смотрела на короля, а Герда смотрела на королеву.
– Правда? – спросила Ингрит, прикидываясь дурочкой. И она швырнула арбалет Герде. Та поймала его – ив этот момент оружие выстрелило. Стрела, громко просвистев в воздухе, вонзилась в стоящую возле дверей деревянную статую.
– В следующий раз тебе следует быть осторожнее, Герда, – сказала Ингрит, глядя на дрожащую стрелу.
Герда кивнула, молча принимая упрёк королевы, которого ожидала заранее. Пока она шла вытаскивать стрелу, Ингрит прошлась по залу. В окна били яркие лучи солнца, ложась сверкающими пятнами на серые плитки пола. Ингрит аккуратно огибала эти пятна, стараясь не наступать на них, словно это была грязь.
