— А…
— Кто убийца Фалалеева, вы наверняка не знаете…
— Почему это не знаю? — Людмила устремила прямой взгляд на Мирославу. — Вы же арестовали Максименкову!
— Ну…
— Даже если бы меня заверили в том, что Максименкова не убивала Сашку, я бы все равно сказала, что это она!
— Почему?
— Потому, что если бы она не морочила ему голову, то он бы был жив!
— Вы уверены в этом?
— На сто процентов! — Людмила так сверкнула своими раскосыми серыми глазами, что Мирославе показалось, что из них вылетели острые искры.
Высокие скулы женщины порозовели. И она, чтобы унять жар, прижала к ним ладони.
Вечером Мирослава долго сидела на крыльце в обществе Дона и смотрела на тихо шелестящий разноцветными листьями сад. Аромат поздних яблок смешивался с горьковатым запахом хризантем, и в голову невольно приходили мысли о том, что радость, наслаждение и грусть часто идут рука об руку.
Прошедший день был по-летнему теплым, но он не принес ей разгадки и даже не подтолкнул ее к ней. Поэтому она пребывала в миноре.
Морис, кажется, тоже. Причина была ей неизвестна. Но из гостиной доносились звуки рояля. И в них было столько печали, что даже кот вздохнул и пододвинулся ближе к Мирославе. Она ласково погладила его и сказала больше для себя, чем для него:
— Ничего, скоро все наладится.
Кот поверил ей и замурлыкал тихо и нежно, как ручеек, журчащий на перекатах из светлых гладких камешков.
В доме смолкла музыка. Морис вышел на крыльцо и сел рядом с котом. Дон тихо мяукнул, точно спросил:
— Ты чего?
— Соскучился, — ответил Морис, — а вы тут не замерзли?
— Вроде пока нет, — ответила Мирослава.
Дон потерся головой о колено Миндаугаса.
— Вы ничего не хотите мне рассказать? — спросил Морис.
— Я бы рада, — отозвалась Мирослава, — но нечего. Разве только рассказать тебе о Кузе…
— О Кузе?
— О Кузьме Семеновиче, — улыбнулась она.
— А кто это? И чем он знаменит?
— Он муж Людмилы Лукьяновой, подруги Анны Фалалеевой. А чем знаменит? Боюсь, что только этим.
— Тем, что носит гордое имя мужа Людмилы Лукьяновой? — улыбнулся он.
— Увы. Но он очень своеобразен, я бы даже сказала, забавен. И к тому же очень терпелив.
— Кто же испытывает его терпение?
— Благоверная.
— Вот как?
— Ага, она бросает мужа в одиночестве и бежит утешать подругу, едва та уронит одну слезинку.
— Тогда Кузьма точно заслуживает уважения.
— И я про то же, — и Мирослава пересказала Морису весь разговор с Кузьмой. А потом и с Людмилой.
— Насколько я понял, Кузьма не верит в то, что убийство совершила Маргарита, а его жена, напротив, в этом уверена?
— Можно сказать, и так. Хотя если следователь станет упорно доставать Кузьму, тот может согласиться, что Максименкова могла убить Фалалеева в состоянии аффекта.
— Плохо, — проговорил Морис.
— Шура не звонил?
Морис покачал головой.
— Вероятно, ему самому что-то не нравится в этом деле, поэтому он не хочет встречаться с нами? — предположил он.
— Больше всего в этом деле Наполеонову не нравится обвиняемая, — уверенно проговорила Мирослава.
— Но почему тогда…
— Потому что Шурочка все же профессионал…
— Вы думаете?
— Подозреваю, — улыбнулась она.
— И что будем делать мы?
— Завтра Анна Фалалеева будет работать в первую смену, то есть ее не будет дома. А мы с тобой навестим ее соседей.
— Каких именно?
— Там посмотрим. А пока пойдем попьем чай.
Они поднялись и вошли в дом.
Луна, устроившая себе гнездо в кроне старого дуба, росшего почти у самого забора, сладко потянулась, а потом всплыла в небо и, приглядевшись к проплывающему мимо облачку, попросила его задержаться… Облачко прислушалось и на какое-то время полностью прикрыло собою лунный лик так, что в небе остались сиять только звезды. Так много звезд, что ночь и при временном отсутствии луны была светлой.
Все это наблюдал сидевший некоторое время в полном одиночестве Дон. И почему котам не дано писать музыку и стихи? Все это они могут сочинять и хранить в своей собственной душе, так сказать, для личного пользования.
Хотя время от времени и котам везет! Им попадаются хозяйки, которые могут расслышать в мурлыканье любимца и романс, и оду, и даже целую поэму. Именно сейчас Дон и решил промурлыкать хозяйке свое новое сочинение о луне, о звездах и скромном облачке на ночном небе.
Мирослава уже засыпала, когда кот лег рядом и замурлыкал возле ее уха.
— Милый, — прошептала она, уткнулась в мягкую шерсть и, убаюканная, сладко заснула.
Утром, как и решили накануне, детективы отправились в город, чтобы познакомиться с кем-нибудь из соседей Анны Фалалеевой.
В двух квартирах на их звонки никто не отозвался.
Зато дверь квартиры напротив распахнулась сразу. На пороге стояла сухонькая старушка лет семидесяти пяти или больше.
— Здравствуйте, — приветливо улыбнулась Мирослава.
— Вы из Райсобеса? — оживилась старушка.
— Нет, извините, но мы детективы. Я Мирослава Волгина, а это Морис Миндаугас.
— Ага, — сказала старушка, — а я баба Лиза.
— Баба Лиза? А по имени-отчеству?
— Просто баба Лиза. Меня все так зовут.
— Хорошо, баба Лиза, а не могли бы мы с вами поговорить?
— О чем?
— О ваших соседях. Вы, конечно, слышали…
— Как же не слышать, — вздохнула старушка, — жалко Сашу. Молодой еще совсем. — И спохватившись, проговорила: — Не на пороге же говорить, проходите в дом.
— Спасибо.
Детективы прошли за хозяйкой на кухню и увидели сидевшего у окна старичка.
— Это дед мой, Василий, — представила его детективам старушка, а мужу пояснила: — А это, старый, детективы.
— Детективы? — удивился дед Василий.
— Ну, чего ты удивляешься? — всплеснула руками баба Лиза. — Люди пришли с нами поговорить.
— О чем?
— О соседях.
— Ах да, следствие же, никак, идет.
«Вот именно никак», — вздохнула про себя Мирослава.
Она наблюдала за старичками, не вмешиваясь в процесс их общения.
