— Они обустроили себе, если так можно выразиться, заброшенный дом деда Кузьмича.
— А где сам Кузьмич?
— Лет пятнадцать, как помер. Дом долгое время стоял с заколоченными окнами и дверью. А тут вот уже года четыре, как эти на нашу голову объявились.
— А что же, после деда наследников не осталось?
— В том-то и дело, что никого нет. Он всю жизнь бобылем прожил.
— И далеко его дом находится?
— Да в самом конце поселка на отшибе.
— Почему же так?
— Кузьмич сам это место выбрал. Пока он жив был, говорили, что дед колдовством занимается и будто бы к нему по ночам огненный змей летает.
— Наверное, это говорили те, кто дружит с зеленым змеем, — предположила, улыбаясь, Мирослава.
— Не скажите, — не согласилась Гурьянова, — вот, например, когда он умирал, над его домом видели огненный шар. Гроза тогда была страшная! От грохота в домах стекла дребезжали!
— А как же огненный шар рассмотрели?
— Так он большой был и яркий. Люди боялись, как бы к ним в дом не залетел или на крышу не упал.
— А шар что?
— Он прямехонько к дому Кузьмича полетел, там и исчез!
— В доме?
Гурьянова пожала плечами:
— Неведомо. Некоторые говорят, что шар до леса долетел и там взорвался. А лес как раз за домом Кузьмича и начинается.
— Это могла быть шаровая молния, — предположила Мирослава.
— Могла, — нехотя согласилась Марина Степановна, — но только дед Кузьмич в ту ночь и умер.
— А он постоянно жил в дачном поселке или у него в городе квартира была?
— Про то, что у него было в городе, я не знаю, — ответила Гурьянова, — но в дачном поселке он жил безвыездно круглый год.
— Следовательно, в доме у него была печь? — спросила Мирослава.
— Была, как не быть, — подтвердила Марина Степановна, — поэтому бомжи и облюбовали Кузьмичевы хоромы.
— А чем они топят печь?
— Дровами, чем же еще! Лес-то рядом.
— Но за столько лет печь могла прийти в негодность…
— Могла. Мы и сами боимся, как бы они весь поселок не спалили, — вздохнула Гурьянова.
— А как они проводят свой, если так можно выразиться, досуг? — спросила Мирослава.
— Скажете тоже, досуг! — усмехнулась женщина. — Весь день сидят в своей берлоге, а ночью, как волки, начинают по окрестностям шарить в поисках добычи.
— Угу. Значит, активную жизнь они ведут по ночам?
— По ночам, — подтвердила Гурьянова, — поэтому никто, кто ночует на даче, носа ночью не высовывает за калитку.
— А как вы думаете, эти люди вполне вменяемы?
— Бомжи?!
— Да.
— Не знаю, — с сомнением проговорила Марина Степановна, — они же пьют все, что найдут! Начиная от жидкости для чистки окон и аптечных настоек на спирту.
— Я бы хотела с ними побеседовать. Так вы говорите, их избушка на самом краю на отшибе?
— Да, метров триста от самой крайней дачи. Но я бы вам не советовала туда идти! Сама бы я ни за что не пошла в их берлогу, тем более одна.
— Ничего, — улыбнулась Мирослава, — я девушка не робкого десятка.
Гурьянова посмотрела на детектива с сомнением и все-таки, вздохнув, добавила:
— Если вы точно решили идти, то прежде зайдите в ларек на соседней улице и купите им хлеба, батон колбасы и хотя бы одну бутылку водки.
— Спасибо, — поблагодарила женщину Мирослава, — я именно так и сделаю.
Волгина зашла в крохотный магазинчик, который Гурьянова назвала ларьком, и накупила целый пакет продуктов, присовокупив к еде два блока приличных сигарет, две бутылки водки и две пива.
Она довольно скоро добралась до последней дачи в поселке и оставила возле нее автомобиль.
Дальше она пошла пешком. Дорога к бывшему дому Кузьмича была завалена буреломом и всякими отходами.
Мирослава шла осторожно и постоянно смотрела под ноги.
Наконец она оказалась перед старым запущенным домом. Поднявшись по покосившимся ступеням, она оказалась на месте прогнившего крыльца и увидела, что почерневшая от времени дверь закрыта неплотно. Но Мирослава решила, что неожиданное появление перед обитателями дома не прибавит ей очков, поэтому постучала и громко окликнула:
— Хозяева! Есть кто дома?!
Дверь распахнулась, и перед глазами Мирославы предстал пожилой, заросший бородой мужчина. Седые сросшиеся брови делали его похожим на филина.
— Чего надо? — спросил он прокуренным хриплым голосом.
— Поговорить.
— Поговорить? — рассмеялся мужчина и поперхнулся своим смехом.
Откашлявшись, он прохрипел:
— Шла бы ты отсюда.
— Как-то вы неприветливо встречаете гостей, — улыбнулась Волгина и потрясла пакетом, — я же не с пустыми руками.
— Не с пустыми, говоришь? — Голос седого немного подобрел.
По-видимому, звук звякнувших в пакете бутылок оказал на его настроение благотворное действие.
— А чего там у тебя? — спросил он, все еще закрывая собой вход в избушку.
— Еда, водка, пиво, сигареты, — беззаботно отозвалась она.
— Ишь, ты, — усмехнулся он, — и чего тебе от нас надо?
— Я же сказала, поговорить.
— Кто там? — раздался из-за спины пожилого более молодой голос.
— Да вот баба пришла, поговорить хочет.
— О чем?
— Не знаю.
Из-за плеча стоявшего в дверях высунулась кудлатая голова, которая, наверное, раньше была кудрявой и русой:
— А чего у нее в сумке? Кажется, колбасой пахнет.
— Ага. Хочет нас напоить, накормить и спать уложить.
— Спать вы сами уляжетесь, — ответила Мирослава, — а вот в бане вас попарить не мешало бы.
— Ишь ты! Смелая какая, — усмехнулся молодой.
— Значит, так, — сказала Волгина, — вон у вас там пеньков во дворе полно, на них устроимся, как в Версале, и поговорим.
— Щас!
— А взамен вы получите эту скатерть-самобранку, — она снова тряхнула сумкой.
— А если мы ее у тебя просто отнимем? — оскалился молодой.
— Обломаетесь, — она спокойно вынула из-за пояса заряженный револьвер.
— Ты из милиции? Тьфу, все забываю, из полиции, что ли?
— Нет, — покачала головой Мирослава.
— А откуда?
— Не твоего ума дело.
