Пал Палыч оказался высоким осанистым мужчиной с залысинами и радушным хозяином. Он принялся потчевать Мирославу котлетами, при этом уверяя, что в случае отказа обидится.
Глядя на тарелку с двумя жирными котлетами, Мирослава вздохнула и попросила чаю покрепче. Пока хозяин ходил на кухню за чаем, обе котлеты были благополучно скормлены Батону.
Вернувшийся Пал Палыч одобрительно посмотрел на пустую тарелку.
Узнав, зачем пришла Волгина, он пустился в долгие рассуждения о падении нравственности вообще и Маргаритиной в частности.
Поняв, что ничего полезного Пал Палыч сообщить ей не может, Мирослава, потрепав на прощание Батона, уже собралась уходить, как хозяин выдал следующую фразу, которую Мирослава чуть не пропустила мимо ушей из-за ее банального начала:
— До чего уже опустились у нас женщины! Молодая совсем, а по ночам роется в мусоре!
— Кто? — замерла на месте Мирослава.
— Я у нее имя, фамилию не спрашивал! — отрезал хозяин.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, Пал Палыч, миленький! — Мирослава страстно прижала снова подбежавшего к ней Батона.
— Я вижу, вы животных любите, — смягчился он.
— Обожаю!
— Так вот, значит, гуляем мы с Батошей, и вдруг он занервничал, залаял. Ну, думаю, опять бомжи в баках роются. Пошел прогнать. Гляжу, а это молодая женщина! Увидела меня и деру дала! Я ей вслед кричу: «Бессовестная! Работать надо!»
— А она?
— Что она? Убежала без оглядки.
— Прямо убежала?
— Не то чтобы бегом, но очень быстрым шагом.
— И вы ее, конечно, не рассмотрели?
— Лица не рассмотрел.
— А с чего вы решили, что она молодая?
— По фигуре.
— А во что она была одета?
— Плащ на ней был темный, похоже, что цвета кофе.
— А волосы?
— Волосы светлые.
— Туфли?
— Туфли, туфли, — пробормотал он, — а, вспомнил, когда она улепетывала и на нее упал свет, одна туфля была сиреневой.
— А вторая?
— Вторую не заметил. Но надо думать, что не в разных туфлях она ходит, — ответил мужчина, — хотя от таких опустившихся особ можно ожидать чего угодно, — добавил он ворчливо.
— Который тогда был час, вы не помните?
— Где-то около четырех…
— А как вы думаете, Пал Палыч, вещи, что на ней были, с помойки?
— Я бы так не сказал… — задумчиво почесал он подбородок, — скорее всего, из этого утильсырья…
— С какого утильсырья? — не поняла Мирослава.
— С того, что нам с загнившего Запада присылают. Они тряпье это поносят, простирнут и сюда шлют.
— Понятно. Из секонд-хенда.
— Вот-вот, — закивал хозяин Батона.
Распрощавшись с собакой и ее хозяином, Мирослава отправилась в подъезд, где жила Максименкова. Она снова позвонила в квартиру, где обитала хозяйка болонки.
На этот раз дверь ей открыла дородная дама и басом спросила:
— Вам кого?
— Марью Кирилловну.
— Это я. Вы по какому вопросу?
— Я детектив Мирослава Волгина, расследую…
— Знаю, знаю, — не дав договорить, замахала на нее полными руками Марья Кирилловна, — проходите.
Когда они оказались в гостиной, хозяйка квартиры указала на болонку пепельного цвета, лежавшую на диване:
— Это Феня.
— Очень приятно, — улыбнулась Мирослава.
— Вы не бойтесь. Она не кусается, — заверила ее хозяйка.
— Я и не боюсь.
— Это хорошо. А то некоторые неумные люди говорят, что все болонки кусаются. И считают их глупыми. А моя Феня очень умная.
— Да, это заметно, — проговорила Мирослава.
Марья Кирилловна внимательно посмотрела на Мирославу и, убедившись, что та не иронизирует, довольно кивнула.
— Вас интересуют сведения о Маргарите Максименковой? — спросила она.
— Да, и это тоже.
— Так вот, я ничего плохого про нее сказать не могу. — И увидев вопрос в глазах Мирославы, добавила: — Да, Рита жила свободно, рамками никакими себя не ограничивала. Но это ее дело. Вы согласны?
— Возможно.
— В то, что она убила своего бывшего любовника, я не верю.
— Почему?
— Не такая она женщина, чтобы из-за мужчины себе жизнь портить.
— А кто, вы думаете, его убил?
— Этого я не знаю, — пожала Марья Кирилловна полными плечами.
— А Анну Фалалееву вы знаете?
— Знаю, а как же. Но она мне не нравится, — категорично заявила женщина.
— Почему?
— Она мою Феню не любит.
— Ах, это…
— Вы зря отмахиваетесь!
— Я не отмахиваюсь, — улыбнулась Мирослава.
— Я к чему это, — проговорила Марья Кирилловна, — вы вот животных любите?
— Люблю, — не задумываясь, ответила Мирослава.
— А Фалалеева их не любит.
— С чего вы взяли?
— Я нутром чую!
— Может, она просто боится собак?
— Нет, она их не любит! Я сама видела, как она пнула кота, который у нас в подъезде обитает. Мы его кто чем может подкармливаем.
— А как же Феня?
— Что Феня? — удивилась хозяйка.
— Она на кота не лает?
— Она у меня девочка воспитанная, — похвалила свою любимицу Марья Кирилловна.
— А вы Фалалееву вообще давно видели?
— Не так чтобы давно, но когда точно, не помню.
— Хотя бы примерно?
— Недели полторы назад…
— А где?
— Да в подъезде. Еще рано совсем было, Феня попросилась на улицу. А Анна вышмыгнула из квартиры Маргариты, дверь за собой захлопнула и чуть ли не бегом по лестнице.
— Маргарита ее не провожала?
— Я еще и сама удивилась! И самое главное — в такую рань!
— А в руках у нее что-нибудь было?
— Было. Дамская сумочка и мешочек.
— Какой мешочек?
— В таких обычно продукты носят, вещи какие-то небольшие.
— Но что именно там было, вы не знаете…
— Нет, конечно, — улыбнулась Марья Кирилловна, — может, у нее там сменная обувь была.
— Обувь?
— Это я так неуклюже пошутила, вспомнила, как мы когда-то в школу вторую обувь таскали. Правда, мешки нам тогда матери из ткани шили.
