Стрелять на поражение не стоило — они нужны живыми. Пристрелить этих гавриков можно было и не таким причудливым способом. Максим затаил дыхание, сжал рукоятку.
Повисла тишина. Где-то далеко тявкала собака. Потом что-то скрипнуло, но вроде не там, где вход. Потом еще один звук — в противоположной стороне. Упал камешек — поди пойми, откуда его бросили! Дураками его преследователи точно не были. Поняли, что их водили за нос и теперь пытались исправить ошибку. Про остальных членов группы они могли и не знать.
Шелестов выжидал, обратился в напряженный слух. В проем никто не лез. В здании имелись окна, злоумышленники могли воспользоваться ими. Ожидание становилось невыносимым. Отказались, решили ретироваться? Но нет, здесь кто-то был, он слышал шорох. Максим приподнялся, держа пистолет наготове. В сумрачном пространстве что-то перемещалось. Это был человек, согнувшийся в три погибели. Он крался с дальнего конца строения. В руке пистолет, поза хищная, ноздри бесшумно раздувались. Он двигался почти бесшумно, неторопливо. Точно не уверены, что он здесь. Второго не было, но онемевшая кожа на макушке уверяла, что он никуда не делся. Чего надо-то, мужики?
Первый приближался боком. Жилистый, высокий, черные усики под носом. Вот он вышел на пустое пространство, осмотрел груду бочек, вытянул шею, чтобы убедиться, что за ними никого нет. Желоб, укрывший майора, оказался кстати. Субъект завис в пяти метрах. Теперь он повернулся спиной, словно принюхивался, и не видел, как за его спиной вырастает фигура. Первыми пришли в движение ноги, развернулись, стали приподниматься. Максим уперся в стенку желоба хребтом, пятками коснулся перевернутой бочки, примерился. Уж больно соблазнительно она лежала! Он отставил ноги, потом опять подал вперед, с силой оттолкнул бочку…
Субъект резко обернулся, выбросил руку с пистолетом. Но в кого стрелять? На него катилась бочка, как раз это он рассчитывал увидеть в последнюю очередь! Мужик не успел отпрыгнуть, его сбило с ног, запрыгал по бетону пистолет. Он чувствительно ударился головой, потерял ориентацию.
Максим прыжком вскочил на ноги. Хрустели сухожилия, ныли суставы — как давно он не практиковал подобные упражнения! Выстрел! Словно граната взорвалась в замкнутом пространстве. В оконном проеме слева вырисовывался силуэт — в окно полез, тварь! Пуля опалила висок, он полетел куда-то в сторону, отбивая кости, закатился за подвернувшуюся бочку. Пули били по этой бочке, но не дырявили ее — оружие злоумышленника было слабым.
Пистолет оставался в руке. Максим высунул его поверх головы, сделал наугад два выстрела. Очевидно, мимо, пули сбили со стены вздувшуюся штукатурку.
Второй противник спрыгнул на пол, двинулся вперед, продолжая стрелять. Максим высунулся. Бандит шел на него, скалился — невысокий, крепко сбитый, лицо в тени, только зубы поблескивали. Пуля срикошетила от пола под рукой. Максим снова стрелял, но тот продолжал идти, только корпусом лениво подавался то влево, то вправо.
Майор отпрянул за бочку. Занятное создавалось положение… Он уперся пяткой в пол, чтобы сделать рывок — шансов мало, но не помирать же просто так…
Шум снаружи, кто-то поскользнулся, раздался неслабый тенор:
— Любимый город может спать спокойно! — Максим не поверил своим ушам — Коган, изображая пьяного, ввалился внутрь, оборвал свою песню на полуслове. Надрывно засмеялся, обнаружив постороннего. — Опа, а я отлить зашел… Нельзя, да? Что за шум, мужики?
Бандит оторопел, замешкался… Действительно, как тут не удивиться? Коган улыбался, покачивался, блаженно закатывая глаза. Пауза в несколько секунд, пока тот не пришел в себя. Нет, бесполезно, живым его не взять, слишком велика дистанция… Субъект зарычал, вскинул пистолет, собираясь для начала расправиться с Коганом. Тот держал «ТТ» за спиной и пока не применял, а ведь мог давно пристрелить этого паршивца!
Максим вскочил, они с Коганом открыли огонь одновременно — за миг до того, как преступник нажал на спуск! Шансов у бедняги не было, пули кромсали его, он дергался, махал конечностями, потом повалился навзничь, раскинув руки — словно собрался обнять потрескавшийся потолок. Он и мертвый продолжал скалиться, кровь стекала из всех ран.
Усатый приходил в себя, хрипел, полз к своему пистолету. Коган предостерегающе закричал. Но Максим и сам это видел. Он перепрыгнул через бочку, подлетел и пнул бандита по руке в тот момент, когда тот схватил оружие. Усатый застонал от боли, вцепился в запястье, револьвер упрыгал в темноту.
— Вставай, скотина, отвоевал свое… — Максим схватил мужика за шиворот. Коган остался сзади. Он не ожидал такой прыти от дезориентированного человека! Тот бешено рванулся по спирали, вырвался из захвата, вцепился Шелестову в ногу. Земля качнулась, ушла из-под ног. Майор замахал руками, чтобы удержаться, проревел что-то возмущенное. Коган, не спать! В полете ухитрился махнуть носком ботинка — удар пришелся усатому в подбородок. Оба рухнули на пол, но тут же подскочили и с ревом кинулись друг на друга, будто озверевшие.
Удар в живот, Максима чуть не вырвало, в глазах потемнело. Но он успел ударить противника в челюсть. Усатый отпрянул, мотнул головой, словно сбрасывал оцепенение. Хрустело, как в лесу под ногами в сухой день — хана челюсти! Усатый изнемогал от боли, но рвался в бой, как озверелый фанатик. Физиономия искривленная, в кулаках неслабая тяжесть. Максим отпрянул, поскользнулся. Коган снова решил помочь — понял, что командиру несладко. Подлетел сбоку, отвесил затрещину. Усатый покатился, гремя костями. Максим и Коган молча смотрели, как в трех метрах от них извивается на полу побитое тело.
Бандит медленно поднимался с перекошенным лицом. Волосы растрепались, левая скула съехала набок. В глазах кипела боль. Он пытался говорить, но не мог, испускал из горла невнятные звуки. Но члены его еще работали, он потянулся к голенищу короткого сапога, и в следующее мгновение в руке блеснул нож.
— Уймись, — пробормотал Шелестов. — Усугубляешь свою вину.
Сомнительно, что в этом состоянии усатый смог бы эффективно работать ножом. Он сжал рукоятку, согнулся, расставил ноги, с ненавистью таращился на стволы пистолетов, направленные ему в лоб.
— Странный тип, — пожал плечами Коган. — Тебя не смущает, командир, что сейчас он подвергнет нас психической атаке?
— Ну, все, хватит! — прорычал Максим. — Брось нож, руки за голову. Хочешь остаться без последних зубов?
Лезть под нож не хотелось. Надеялись на сознательность. Шансов у подонка не было ни одного. Он это сам прекрасно понимал. Сразу как-то расслабился, в глазах появилась обреченность. Ослабла рука, сжимающая рукоятку ножа. Но вдруг с ним что-то произошло. Он вскинул голову, хищно осклабился и вдруг с силой провел лезвием себе по горлу. Офицеры оторопели. Усатый усилил нажим, лезвие глубже погрузилось в горло. Кровь хлынула фонтаном. Он закашлялся, выронил нож. Помутнели глаза, он начал падать, выставил ногу, чтобы удержаться, но она подломилась. Усатый завалился набок, вздрогнул, заливаясь кровью.
— Вот черт… — ругнулся Максим, — такого я не ожидал…
