— Вижу, — буркнул Максим. — Это венгры или румыны, союзники Германии. Их тут тоже хватает. Понагнали всякого… дерьма.
Он задумчиво наблюдал за развитием событий. Видно, союзникам немцы отдавали самую убитую технику. Мотоцикл был не новый. Но с техникой водитель был знаком, проворно орудовал ключами. Что-то затянул, отрегулировал, сел на место, завел. Двигатель заработал ровно. Мастер победно посмотрел на сослуживцев. Те одобрительно закивали.
В окне вагончика, обращенном к лесу, появилась вопросительная физиономия Буторина. Идея была авантюрная и обещала большие неприятности. Но Максим кивнул. Кто не рискует… Отворилась дверь вагончика, обращенная к дороге, высунулся Буторин, крикнул по-немецки:
— Эй, солдаты, помогите мне! Тут надо кое-что вытащить!
Экипаж мотоцикла сильно удивился. Они переглянулись, вопросительно уставились на Буторина. Откуда взялся этот фельдфебель? Вроде не было никого.
— Давайте быстрее! — нетерпеливо покрикивал Буторин. — Что вы там стоите? Нужно вытащить несколько ящиков. Все трое идите сюда!
Военные пожали плечами и вразнобой потянулись к вагончику. Ничего опасного они не заподозрили — не были научены происками лазутчиков с советской территории.
Буторин раздраженно поморщился, покачал головой: какие черепахи, право слово. Отступил в вагончик. Мотоциклисты по одному зашли внутрь. Со скрипом захлопнулась дверь. Участилось дыхание у притаившегося рядом Сосновского.
— Командир, ты уверен, что поступаешь правильно?
— Да, — процедил он, хотя ни в чем он не был уверен! Слишком много условностей, подводных камней и возможных сюрпризов. Но пешком они далеко не уйдут. Что-то подсказывало, что пропавших венгерских солдат не будут искать с таким упорством, как немецких.
— Так что же мы сидим? Пошли…
— Сиди, — осадил его Максим. — Нечего там толкаться, Буторин и сам справится.
Оглушительно гремя кувалдами в голове, текли секунды. Было тихо. Вагончик помалкивал. Одинокий мотоцикл на проселочной дороге смотрелся неестественно. Подрагивал работающий двигатель. Возникнут другие на этой дороге, и тогда все пойдет прахом. «Кошка сдохла, хвост облез», — подумал Максим.
— Пошли, — он отжался от земли. — Я в вагончик, ты — отгони мотоцикл в лес, чтобы глаза не мозолил…
Максим прыжками преодолел расстояние, подмечая краем глаза, как Сосновский несется к мотоциклу.
Вбежал в вагончик, затворил за собой дверь. Узкое оконце в задней части еле освещало пространство. Он включил плоский фонарик. Картина маслом: дощатый пол с прорезанным люком в центре, все старое, трухлявое, мусор, какие-то баки, в углу мешки с непонятным содержимым, несколько лопат, обросших задубевшим цементом. Разбросанные тела в солдатской форме, смутно напоминающей немецкую, — у одного свернута шея, у другого рваная ножевая рана в животе, абсолютно несовместимая с жизнью, третий еще постанывал. Буторин в задумчивой позе сидел на перевернутом баке и щурился от электрического света.
— Ну, ты и артист оригинального жанра. — Максим с сомнением покачал головой. — Ладно, что сделано, то сделано… И чего сидишь?
— А что делать? — очнулся Буторин.
Максим отмахнулся — ладно, сиди, ты уже сделал все, что мог. Он опустился на колени перед лежащим, перевернул его на спину. Это был молодой парень лет двадцати пяти, темноволосый, с близко посаженными глазами. На шее проступали лиловые пятна. Синела челюсть. Буторин сначала послал его в нокаут, а потом придушил. Хотя, возможно, наоборот. Заскрипела дверь, в вагончик ворвался запыхавшийся Сосновский.
— Ну что тут у вас? — выдохнул он. — Ух, ты…
— Дверь закрой, — бросил Максим.
— Ага, с другой стороны, — хмыкнул Буторин. — Тесно здесь.
Спина вдруг покрылась холодом. Люди застыли. Дребезжащий звук автомобильного мотора напряг нервы. По лесной дороге ехала машина. Гул нарастал, становился нестерпимым.
Сосновский подлетел к двери, припал к щели. Остальные не шевелились. Поза Буторина стала предельно задумчивой. Жирные мурашки поползли по спине. Пострадавший прерывисто дышал, взгляд его становился осмысленным. Но кричать он не мог. Да и бесполезно кричать — сидящие в машине не услышат. Автомобиль без остановки проследовал мимо. Все трое облегченно выдохнули. Шум затихал.
Поднялся Буторин, размял затекшие ноги.
— Что там?
— Грузовик с солдатами, — отозвался Сосновский. — Немцы, не меньше дюжины. Надутые, грозные… Да плевать на них, уехали. Мы же их не боимся?
— Нисколько, — усмехнулся Максим. Из нагрудного кармана пострадавшего он извлек служебное удостоверение, бегло просмотрел. Ласло Милош, рядовой, 8-й венгерский мотопехотный полк.
— Я тут подумал… — неуверенно сказал Сосновский. — Венгры же могут дезертировать? Ну, бросить службу и куда-то пропасть? Они же не в восторге, что их призвали в армию и отправили на советскую границу?
— Можем спросить у этого, — кивнул Буторин. — Мне кажется, он что-то хочет сказать.
Парень действительно приходил в себя, начал бормотать, постепенно осознавая, что угодил в переплет. Язык был незнакомый.
— По-немецки понимаешь? — спросил Максим.
— Да понимать, но плохо, очень плохо… — У парня от волнения срывался голос, липкая испарина покрыла лицо. — Не убивать, пожалуйста, за что, я не понимать… Что мы сделать? — своим сдавленным карканьем он напоминал придушенную ворону.
— Где расположена ваша часть? — грозно спросил Максим.
— Это в Ротцине, южнее, двенадцать километров отсюда… Мы патрулируем район вместе с немцами, это приказ германского командования… Каждый день по нескольку часов, у нас есть карта района, у каждого экипажа свой маршрут…
— Когда вы должны вернуться в часть?
— К вечеру, через шесть часов… Послушайте… — Венгр выгнулся дугой. — Кто вы? Зачем вы это… — Зрение вернулось, он с тихим ужасом смотрел на своих соратников, павших странной смертью. — Послушайте, вам совершенно необязательно меня убивать…
— Но вы же не хотите воевать с Красной армией? Вам же это не нравится?
— Совсем не нравится, совсем… Мы не знаем, зачем нас сюда отправили… Несколько дней назад четверо наших оставили расположение части, им надо было домой… Они проехали сто километров, прежде чем их поймали… Их арестовали, нам всем объявили, что их расстреляют…
Моральный дух в венгерском воинстве был явно слабоват. Пропадут солдаты — спишут на дезертирство, а не на диверсию.
Максим многозначительно переглянулся с Буториным: справишься? Тот обреченно вздохнул, подошел к лежащему. Рядовой венгерской армии в страхе засучил ногами, глаза полезли из орбит. В горле замкнуло от страха. Максим отвернулся. Буторин работал быстро: парень шумно выдохнул, захрипел, когда сильные пальцы сжали горло. Буторину не нравилось, что он делал, а кому бы понравилось?
