Мотоцикл шел с перегрузом, буксовал на каждой кочке. Потом была дорога между перелесками. «Выключи фару», — шипел Максим. «Не могу, — отбивался Буторин, — она включается вместе с двигателем, зараза». Разозлившись, Максим откопал в багажнике гаечный ключ и одним ударом разнес осветительный прибор. Но толку от этого было мало — треск мотоцикла сводил на нет все попытки тайного передвижения.
Они обогнули городок с юга, вышли на проселочную дорогу. Дважды приходилось съезжать в кювет, прятаться за деревьями: жизнь в приграничной зоне кипела и ночью: то и дело сновали машины и мотоциклы. Но из зоны возможных поисков они ушли — очень хотелось в это верить. Пришлось съехать с дороги и двигаться опушками, периодически покидая мотоцикл и выталкивая его из ям. Они уже были в этой местности — глаза отмечали знакомые ориентиры…
Вскоре приноровились к непростым условиям. Километр за полчаса — тоже неплохо. Два знакомых леска по фронту: в одном они ночевали, от другого спешно ушли, избегая встречи с танкистами… В первом лесу царила темень, во втором переливались огни, там гудела техника, как призраки сновали многочисленные силуэты.
До места бывшего ночлега оставалось двести метров, когда свет фар застал разведчиков врасплох! Мимо неслась колонна мотоциклистов. Оставалось только молиться! Максим схватил за шиворот Вайсмана, выдернул его из люльки, стал спихивать в водосточную канаву — и откуда только силы взялись! Навалился сверху, стиснул горло. Остальные, по крайней мере, еще походили на военнослужащих немецкой армии.
Когда в свете фар показался мотоцикл и два унтер-офицера, колдующих с мотором, колонна сделала остановку. «Что случилось?» — поинтересовался офицер. «Поломка, господин гауптман, — пожаловался Сосновский, утирая пот с чумазой физиономии. — С вечера в рытвину попали, а еще какой-то идиот фару разбил…» Солдаты заржали, кто-то спросил, догнали ли они этого идиота? «Помощь нужна? — деловито осведомился старший. — Можем дотянуть до леса на буксире». — «Спасибо, герр гауптман, сами справимся, — поблагодарил Буторин. — Не в первый раз эта груда железа ломается. Поднаторели уже». Колонна отправилась дальше.
Максим вытащил полковника абвера из канавы, привел в чувство. Пришлось двоим бежать по полю за мотоциклом с важным пассажиром…
В лесу они долго приходили в себя, курили, жевали сухую снедь из запасов мертвых венгерских военнослужащих. Полковнику вынули кляп, предварительно скрутив руки.
— Святая Магдалина, это вы, черт возьми… — он узнал Максима в свете фонаря, стал стонать и плеваться. — Что вы делаете? Вы же офицер германской армии!
Он всматривался в чумазые лица своих похитителей, и страшное подозрение овладевало им все сильнее.
— О, майн гот… Вы русские? Какого черта! Это провокация, как вы смеете! Мы имеем договоренности, вы не можете так поступать! Вас поджидают очень крупные неприятности!
Похитители хихикали, полковник смертельно бледнел.
— Немедленно дайте мне уйти… — требовал он, но уже без прежнего энтузиазма. — Вы хотите крупный международный скандал? Вам нужен повод, чтобы германские войска вас наказали? Вы его дождетесь! Это неслыханно, это возмутительно! У вас все равно ничего не получится! Послушайте, почему вы все время молчите? — Его глаза заслезились, он усердно заморгал. — Да, я понимаю, вы служите в русской разведке… Но вы взяли совершенно не того! Зачем я вам нужен? Я не владею важными сведениями, ваше начальство только зря потеряет со мной время! Вы слышите то, что я вам сейчас говорю? Почему вы смеетесь? Я могу рассчитывать на ваше понимание?
— Не советуем, господин полковник, — отозвался Шелестов. — А про то, чем вы владеете, поговорите с нашим начальством. Оно понятливое, всегда вникает в чужие заботы. Вы отдышались, герр полковник? Просим простить, но дальше вы опять пойдете с кляпом. И большая просьба: не сопротивляться, выполнять все наши указания. Вы же понимаете, что в случае провала мы убьем вас первым?
Мотоцикл спрятали в кустах — он выполнил свое предназначение. Дальше ползли по полю. Военное присутствие в северном лесу, похоже, наращивалось — там беспрерывно что-то лязгало и гудело. Светили прожектора, периодически прошивая поле. Разведчики прятались в канавах. Полковник не внял предупреждениям и сделал попытку вырваться. Его прижали к земле, накормили черноземом, Шелестов зачитал ему ультиматум: за каждую подобную попытку, господин полковник, мы ломаем вам палец на руке, договорились? Десяти хватит? Подумайте хорошенько: на вашу разговорчивость на допросах это никак не повлияет, но будет очень больно. Как вы будете жить в плену без пальцев?
Вайсман прекратил сопротивление, теперь он впал в апатию. Ползли очень медленно, но к половине третьего ночи достигли края поля. Впереди тропа, за ней кусты, дальше Буг. Местность уже знакомая. На тропе мерцали огоньки — шел немецкий патруль. Пришлось опять сдавить горло пленнику — на одном доверии далеко не уедешь.
— Тише, командир, задушишь же… — предостерег Буторин. — Он и так уже весь красный…
Патруль растворился за кустами.
— Пошли, — скомандовал Максим. — У нас есть немного времени. Последний рывок, мужики, справимся?
Было бы глупо испортить все в последний момент! Вайсмана схватили под мышки, потащили к берегу. Буторин шел первым, прокладывал дорогу в зарослях. Вышли на берег, не удержались, покатились вниз. Полковник замычал — подвернул ногу. Остальные не пострадали.
— Раздеваемся к чертовой матери, — шипел Максим. — Не нужны нам эти драные лохмотья… И с Вайсмана все стаскивайте, пусть налегке идет. Одежду скрутить, привязать камни и — на дно… Эй, господин полковник, — Шелестов потряс пребывающего в прострации пленника, — раньше не было возможности спросить: вы плавать умеете? Советую не врать, вспомните про свои ухоженные пальцы…
— Командир, кончай, — поторопил Сосновский, — можем переправляться, наш наряд тоже прошел…
Это оказалось проще, чем представлялось. Откуда-то появились силы, открылось третье дыхание. Вайсман плыл самостоятельно — куда тут денешься? На середине реки его стало сносить, и вся группа устремилась вдогонку. Отменным пловцом Вайсман не был. Его поймали, развернули в нужном направлении. Он стал тонуть в том месте, где ноги уже коснулись дна! Конечности онемели. Он качался на воде, выставив вверх задницу.
«Якорь всплыл…» — сокрушался Сосновский, придавая пленнику вертикаль. Тот отплевывался, сделал слабую попытку вырваться и получил кулаком под нос: дескать, не русская водка, но тоже крепко!
Уже на берегу у полковника подкосились ноги, он повалился ничком. «Используем, как рычаг?» — из последних сил шутил Сосновский. Пленника вытащили на тропу. «Последняя стадия альпинизма какая-то…» — хрипел Буторин.
Люди падали без сил, сознание еле брезжило. Что-то прорывалось сквозь туман в голове, нашептывали голоса: триста метров на юг по тропе вдоль обрыва, потом в лес, там будет дорога, еще четыреста метров… Разведчики поднялись, стиснув зубы — как на штурм последней баррикады, пинали пленника: поднимайтесь, герр полковник! Вы уже в Советском Союзе, чувствуете пьянящий запах подлинной народной демократии? А ну, вперед, пока ускорение не придали!
