Из дальнейших событий явствовало, что в машине действительно находились Градов с сообщниками. Дороги в этот час были пустые — скрыться им не удалось. Злоумышленники передвигались на «эмке» — не самой приспособленной для бездорожья машине.
Они появились в зоне видимости минут через восемь — блеснули задние фары. Преступники выбрали объездную дорогу, через деревню Вераски. Они неслись на всех парах, игнорируя ухабы и рытвины. Малашенко выкрикнул, чтобы держались, и начал выжимать из «ГАЗ-61» все возможное. Скорость была бешеная, дорога ужасная. Не дорога, а танковый полигон! Пассажиров швыряло по всему салону.
На западе простиралось поле, за ним — черная кромка леса. Дальше Буг, граница. Похоже, преступники знали, что делали, — дорожка была проторена.
Расстояние между машинами сокращалось. Выругался Малашенко, круто вывернул руль, едва не сбросив машину в кювет — объезжал оторвавшийся от «эмки» задний бампер. Такое ощущение, что машина шла не на бензине, а на матах! Когда приблизился лес, расстояние между машинами сократилось метров до семидесяти. В них стреляли из пистолетов — мелькали вспышки в ночи.
Высунулся Цветков, приладил к плечу «ППШ», тоже стал долбить. «Эмка» виляла, но шла. Уже мелькали деревья — погоня врывалась в лес.
Злоумышленники вырвались к реке на безлюдном участке. Это был район на полпути между хутором Гремячим и местом переправы группы Шелестова. Преступники бросили машину. Двое побежали к реке, третий (видимо, смертник) присел за капотом, бегло стрелял из «ТТ», менял обоймы.
Малашенко вывернул баранку, машина едва не перевернулась. Все, кто сидел по правому борту, открыли кинжальный огонь — всю группу перед отправлением на задание вооружили автоматами. Град свинца накрыл легковой автомобиль. Пули рвали обивку в салоне, пробивали колеса, оторвали крышку капота. Подручный Градова визжал от боли, катаясь по земле, обильно орошая ее кровью.
Его добил вырвавшийся вперед Коган. За Коганом устремились остальные. Обрыв в этом месте отсутствовал, берег плавно спускался к воде. Градов подвернул ногу, что-то вопил. Его прикрывал второй сообщник в форме старшего лейтенанта Красной армии. Он сделал несколько выстрелов, бросил гранату. Оперативники успели разбежаться, осколки просвистели мимо.
Градов рухнул у самой воды. Повалился ряженый старлей — слишком много свинца оказалось у него в голове. Преступников ждали на той стороне — из кустов открыли прикрывающий огонь. Градов возился в воде, делал судорожные попытки уйти на глубину. Что-то с ногой — то ли подвернул, то ли пуля пробила бедро. Но он был в сознании, не утратил решимости, знал, что по нему стрелять не будут.
Оперативники лежали, рассыпавшись — огонь с другого берега не давал поднять головы. Да еще этот чертов запрет не отвечать на провокации! Максим не понял, что с ним произошло, — он скатился со склона, слышал, как воздух вибрирует от пролетающих пуль, едва не задавил в воде Градова. Тот яростно пыхтел, отбивался. Максим треснул его по затылку рукояткой, поволок обмякшее тело, прикрываясь им, как щитом. Тоже рискованно — сообразив, что проиграли, фашисты могли пристрелить своего агента.
Он вытащил Градова на сушу, бросил на песок, сам рухнул рядом. Подползли Буторин и Сосновский. Один схватил предателя за ногу, другой за руку, стали вытягивать из опасной зоны. Рядом пули крошили комья глины. Еще рывок — и добычу перевалили через косогор.
Фашисты прекратили стрелять, осознали тщетность борьбы.
Градов очнулся, стал кричать, что это провокация, его подставили, он именно тот, за кого себя выдает. Пришлось утихомирить. С изрядным запозданием прибежал пограничный наряд, надрывалась лаем овчарка. Дружно орали, чтобы не вздумали стрелять, здесь действует НКГБ, проводится операция по пресечению деятельности вражеского подполья! Эй, кто там передергивает затвор? По шее захотели?
— Блестяще, Максим Андреевич, — похвалил майора по возвращении переволновавшийся Платов. — Вы не только исправили чужую ошибку, но и избежали собственных. Я рад, что мы не ошиблись в вас и ваших людях. Произошла, по-видимому, накладка. — Он как-то недовольно повел плечами. — Несколько минут назад я получил телефонограмму: срочный приказ наркома вернуться в Москву и привезти с собой «крота». Не совсем понимаю, почему такая спешка, но вынужден подчиниться. Градов ранен в ногу, но, думаю, выдержит. Через полчаса — на борт. Мои люди останутся здесь, будут продолжать разработку Вайсмана. Последний должен находиться только здесь, в подвале. Он передал нам важные сведения, но знает больше, чем сообщил. Рискну предположить, что этот экземпляр — наиболее важный из всех, что когда-либо попадали в наши руки. Всех, кого взяли сегодня ночью, завтра этапируют в Минск. Ваша задача в мое отсутствие — оставаться здесь и наблюдать за обстановкой. Я рассчитываю вернуться утром в воскресенье, то есть послезавтра.
— Вы не хотите везти Вайсмана в Москву? — догадался Максим.
Платов поморщился, недовольный догадливостью собеседника.
— Вы правы, не хочу. Пока не хочу. Вайсман сдал не всех своих подручных. Возможно, рассчитывает, что определенные силы в Москве помогут ему бежать. Мы же опасаемся, что его просто ликвидируют, как опасного носителя ценных сведений. Пусть временно посидит на даче.
— Вы уверены, что о нем никто не знает?
— Не могу этого утверждать. Но считаю, нам будет спокойнее, если Вайсман останется в Берестове. Это ненадолго. Ваша задача — охранять дачу и наблюдать за ситуацией. Я вернусь, и мы все вместе вылетим в столицу. Временно выполняйте распоряжения Павла Егоровича. Удачи, майор.
Суббота протянулась в тоскливом ничегонеделании. Неизвестно, чем занимались подчиненные Платова в подвале, иногда они выходили, курили и снова скрывались в подземелье. Глафира носила им еду.
Малютин прибыл только вечером, уединился с супругой. Было слышно, как Анастасия Львовна, обычно спокойная и даже пугливая, что-то раздраженно ему выговаривает. Несколько раз Павел Егорович спускался вниз, курсировал по веранде мрачнее тучи.
А после полуночи, когда все улеглись, случилось происшествие. Алексей Тимашук поднял тревогу, включил свет во дворе. Офицеры Шелестова скатились вниз, прибыли из своих каморок Цветков и Малашенко.
— Максим Андреевич, прикажи своим людям охранять внутренний периметр, — распорядился заспанный Малютин, — а то бог знает что творится в этих палестинах…
Тимашук был взволнован. Около полуночи он сменил Акулова у ворот. Не прошло и десяти минут, как ему почудился шум снаружи. Он приоткрыл окошко на двери и заметил, как на другой стороне улицы переместились две тени. Кто-то шмыгнул за угол, снаружи у забора зашуршала галька. Ему почудилось, что взвели курок.
Тимашук захлопнул окошко, кинулся к щитку, чтобы включить прожектор, поднял тревогу. Сбежались люди. Опасность временно отступила — желающих посягнуть на охраняемый объект не нашлось. Периметр остался в неприкосновенности. Но чувство тревоги не проходило. Такое ощущение, что снаружи постоянно кто-то присутствовал, вынашивая коварные планы.
