– Если перебросишь меня через плечо, закричу во все свое чертово горло, – предупреждаю я его. – Я не виновата, что ты решил сегодня кого-то ударить. Отвечай за свои поступки.
– Мне не пришлось бы ни за что отвечать, – сверкает он на меня темными глазами, – если бы ты чуть ли не из трусиков не выпрыгивала на какую-то дурочку, которая не стоит внимания.
Ни с того ни с сего шкала возбуждения в моем теле достигает пика «Опасность: оргазм неизбежен». Такому сексуальному парню, как Фитц, нельзя произносить слово «трусики». Потому что теперь я представляю другой вариант этой фразы. В голове рокочет его низкий голос: «Я хочу зубами сорвать с тебя трусики, Саммер».
– Мать твою, не смотри на меня так.
Я встречаюсь с ним взглядом. Ладно, это не то, что хотелось бы услышать, но рычит он так же, как в моей фантазии.
– Как? – спрашиваю слабым голосом. За долю секунды мой пульс подскочил с нуля до миллиона, посылая дрожь в колени.
– Ты знаешь, о чем я, – с шипением выдыхает он, – и должна это прекратить.
– Что именно?
Он издает стон. Отчаянный, животный стон, посылающий между моих ног разряд тепла, который огнем распространяется по всему телу. Я больше не чувствую холода. Я могла бы совершенно голой очутиться в сибирской тундре и все равно полыхала бы жаром. Раньше мне казалось, что я знакома с вожделением, но, выходит, ошибалась.
– Хватит пудрить мне мозги, – голос подводит Фитца, он звучит измученно. – Сегодня флиртуешь со мной, на следующий день спишь в обнимку с Хантером.
Меня пронзает чувство вины. Вот дерьмо. Я забыла о ночи, когда мы с Хантером спали, прижавшись друг к другу. А Фитцу об этом известно?
– Сегодня ты называешь нас лучшими друзьями, а на следующий день стоишь передо мной с видом, будто хочешь сделать минет.
Мое сердце сжимается от такой сильной боли, что я почти валюсь с ног. Боже мой. Только этого представить мне сейчас не хватало.
Он качает головой и опускает взгляд на свои поношенные ботинки.
– Не люблю, когда мне пудрят мозги, и совершенно точно не люблю, когда передо мной разыгрывают постановку, – бормочет он.
– Фитц, – задыхаясь от напряжения, спрашиваю я, – на что именно ты сейчас злишься?
Его челюсти плотно сжимаются. На мгновение кажется, что он не ответит, но затем Фитц бормочет:
– Ты могла пострадать в драке.
Меня пронзает удивление. Так вот в чем дело? Он беспокоился о моей безопасности?
– Но не пострадала, – убеждаю я его. – Поверь, я знаю, как за себя постоять.
– Я заметил.
С раздражением трясу головой.
– Почему ты сразу прямо не сказал? «Саммер, мне неприятна мысль, что ты могла пострадать». Вот. Все просто. А вместо этого ты разорался как псих, а затем сделал вид, что с моей стороны неправильно хотеть тебя, когда ты злишься.
Он медленно поднимает голову.
Я затаила дыхание. Его горячий, полный желания взгляд, скользящий по моему телу, заставляет меня отчаянно скрещивать ноги. Пульсирующая боль вернулась и даже усилилась. Никто никогда не смотрел на меня так.
– Ты хочешь меня, когда я злюсь?
– Да, хочу. Ты так сексуально кричал, что я завелась. Подай на меня в суд за это, – свирепо смотрю я на него. – То, что тебя ко мне не тянет, еще не значит, что меня…
– Не тянет к тебе? – с недоверием в голосе перебивает он и в следующую секунду хватает мою ладонь и кладет себе между ног. – Чувствуешь? Вот как ты на меня действуешь. Возбуждаешь. Постоянно.
Он крепче прижимает мою ладонь к своему телу, и стон застревает у меня в горле. Выпуклость под рукой вводит меня в состояние ступора. Она просто огромная. То есть, этого можно было ожидать. Он крупный парень. Высокий, мускулистый, широкоплечий. С большими руками… Но телосложение не всегда достоверно определяет размер. Я встречалась с одним нападающим, у которого были медвежьи лапы – сорок шестой размер обуви и крошечный бубенчик. Тот самый размер пениса, при виде которого по-настоящему хочется плакать, ибо это ужасное разочарование.
Фитц же совершенно меня не разочаровал. Хотела бы я обхватить его пальцами, прижаться к нему губами. Но на нем дурацкие штаны, так что приходится довольствоваться потиранием члена по всей соблазнительной длине. Совсем легонько, и все же мимолетного прикосновения достаточно, чтобы из его горла вырвался глубокий, мучительный стон.
– Думаешь, это весело: целый день ходить с проклятым стояком? Тебе достаточно глянуть в мою сторону, чтобы довести меня до такого. Я мечтаю о тебе двадцать четыре часа в сутки.
– Но… – сглатываю я. – Ты считаешь меня пустышкой.
– Ради всего святого. Мы опять об этом? Я сказал так Гарретту лишь потому, что пытался убедить себя не увлекаться тобой.
Вздрагиваю.
– Правда? – Внутри меня разгорается надежда… Пока последние слова не достигают разума, принося с собой вспышку боли. Я отдергиваю руку от его паха. – Почему?
– Потому что ты сводишь меня с ума. Хотеть тебя утомительно, Саммер. Быть рядом с тобой сложно. – Он вскидывает руки, прежде чем провести ими по растрепанным волосам. – Я интроверт, а ты – сама общительность. Это выматывает.
Я хмурюсь.
– Я не…
– У вас все в порядке?
Мы оба оборачиваемся на звук голоса Хантера. Наш сосед по комнате шагает через стоянку с моей паркой, переброшенной через руку. Протягивает ее, и, несмотря на жар, все еще полыхающий в крови, я беру куртку и одеваюсь.
– Спасибо, – благодарю Хантера, – и у нас все в порядке.
До смерти хочется взглянуть на Фитца, но я боюсь того, что увижу.
Тот решает дилемму за меня, направляясь к своей машине.
– Убедись, что Саммер благополучно добралась домой, – говорит напоследок.
Даже не оглянувшись.
Мгновение спустя его огромное тело исчезает в машине, двигатель оживает, и он выезжает со стоянки, не выждав даже пяти секунд, чтобы разморозить лобовое стекло.
Слезы жгут глаза. Я быстро моргаю, но они все равно умудряются пролиться. Адреналин после драки в баре (как моей, так и Фитца) внезапно улетучивается из моего тела, словно высосанный пылесосом. Наваливается усталость.
– Эй, не плачь, Блондиночка. – Хантер притягивает меня к себе, обнимая одной рукой за плечи.
Я закусываю губу и моргаю быстрее, чтобы сдержать слезы.
– Прости. Похоже, у меня нервный срыв.
– Я понял, – с шутливой ноткой в голосе произносит он. – В смысле, ты сорвалась, надрав кое-кому задницу сегодня.
– Едва ли.
Его свободная рука тянется к моей. Он легонько гладит мою ладонь большим пальцем.
