Они потратили час, чтобы зарыть яму лопатами, найденными за старым домом. Овцы снова заблеяли.
В последнее время Дамбо и Кристиан виделись редко. А потом вообще перестали, неожиданно дружба, при которой целыми днями можно было ничего не делать, но вместе, прекратилась. Кристиан ни о чем не спрашивал Николаса: банда, наркотики, оружие – обо всем Николас рассказывал сам, что хотел и когда хотел. Так уж повелось, но Кристиан всегда знал, что тот день, когда брат пригласит его на какую-нибудь крышу, чтобы потренироваться в стрельбе по спутниковым тарелкам, не за горами.
Кристиан лежал на кровати и писал Дамбо очередное сообщение, когда Николас вошел в спальню. Его сообщений друг даже не читал, галочки сбоку не окрашивались. Это странно, обычно Дамбо часто проверял телефон.
Николас вошел в комнату, как всегда – толкнул дверь плечом, потом закрыл ногой, – и прыгнул на кровать. Если бы они вытянули руки, каждый со своей кровати, они могли бы коснутьмя друг друга кончиками пальцев. Кристиан повернул голову – чеканный профиль брата смотрел в потолок. Николас закрыл глаза, и Кристиан сделал то же самое. Так они и лежали какое-то время, прислушиваясь к дыханию. Тишину нарушил старший, шумно стаскивая ногами свои “Эйр Джордан”. Кроссовки приземлились на пол один за другим. Кристиан открыл глаза, снова проверил галочки в телефоне и сплел руки за головой. Он был готов. Он слушал.
– Черт побери! Этот Обезьянодог меня достал, – сказал Николас. Он произнес “достал”, как будто выдохнул лишний воздух. Как будто хотел выпустить что-то, что ему мешало. Кристиан покосился на брата, тот лежал неподвижно, только губы время от времени шевелилсь, словно подыскивая нужные слова. Кристиан снова уставился в потолок и попытался сосредоточиться на своем теле. Нет, ничего не получалось.
Он хорошо знал историю Обезьянодога, Кристиан. Только эта история его не касалась. Это была история войны, армий, маневров, в которых он не участвовал. На битвы уходил брат в шлеме и доспехах, иногда вооруженный щитом и мечом. Кристиан же оставался дома, где, бывало, соорились мать с отцом, и ждал вестей с поля брани, с городских улиц. В последнее время все очень быстро менялось. Банда Николаса выросла, теперь они занимались героином клана Аканфора из Сан-Джованни-а-Тедуччо. Героином Обезьянодога. Кристиан все хотел спросить, откуда такое прозвище, но не решался, возможно, чтобы не разрушить образ, созданный новым королем Сан-Джованни. Этакий покемон, наполовину собака, наполовину обезьяна, быстро бегает, умеет ловко лазать. Вообще-то контакт с Обезьяной был удачно налажен как раз благодаря Дамбо. Дамбо год провел в тюрме Низида, но не раскололся, никого не выдал – там они и познакомились. Эту историю Кристиан тоже слышал миллион раз, и каждый раз, когда ее рассказывал сам Дамбо, пока они кружили по городу на его скутере “Априлиа Спортсити” или курили косяк, он добавлял к ней новые детали.
– Он просто дерьмо, – повторил Николас. Кристиан снова посмотрел на брата – тот лежал на кровати, не меняя положение, – и сразу отвернулся, он не хотел, чтобы брат это заметил.
“Дерьмо он”, – сказал как-то Дамбо Кристиану, когда тот спросил, какой он, Обезьянодог. Дерьмо. Точка. Больше ничего, что странно, ведь Дамбо любил поболтать, даже когда не следовало, возможно, поэтому Николас и предпочел держать его подальше от банды. Так или иначе, Дамбо оказался в тюрме Низида, когда ему было тринадцать. Он помогал отцу грабить склад керамической плитки. Там еще был Зубик с отцом, они часто работали вместе на стройках, но им удалось сбежать.
– Обезьянодог говорит, что Дамбо трахнул его мать, и всем рассказывает про это. И еще отправил матери на телефон фотографию своего члена.
Кристиан затаил дыхание, замер на мятых простынях и даже не пытался смотреть на Николаса. Может, это ловушка. Может, Николас повернул голову и хочет поймать его взгляд – у них одинаковые глаза, это единственное, чем они похожи, – чтобы прочитать в них правду про Дамбо.
Дамбо рассказывал и эту историю. Рассказывал, что Царица – мать Обезьянодога – влюбилась в него по уши и что эту милфу, как он ее называл, он поимел не один раз. “У нее сиськи, как мрамор”, – рассказывал он Кристиану вот в этой спальне. И еще сделал такой жест, мол, несмотря на эти уши, из-за которых его прозвали Дамбо, он парень не промах.
Кристиан попытался остановить поток мыслей и, стараясь, чтобы Николас не заметил, бросил взгляд на дисплей телефона. Дамбо не читал его сообщений…
– Ну вот… а потом я пошел к Азе. Как я мог идти к Обезьянодогу без оружия? Понимаешь? Если он узнает, что я в деле с Гримальди, он меня убьет. А он все названивал: ты где? давай быстрее! надо поговорить, срочно. Понимаешь?
Кристиан все понимал. И каждый раз, когда брат что-то говорил и прибавлял это “понимаешь?”, он внутренне содрогался. Когда Николас с кем-то разговаривал, он редко прибавлял “понимаешь?”, но с Кристианом он вел себя по-другому. И еще Кристиан понимал, что Обезьянодог – настоящий мерзавец, который непонятно почему связался с Дамбо в Низиде: его друг был одним из тех слабаков, которыми можно манипулировать, но до известного предела. Дамбо был умнее, чем думали многие, и Кристиан сразу это понял, и еще он знал, что все неприятности у Дамбо из-за отца и этого ограбления. Однажды отец Дамбо решил кинуть румын и македонцев, которые соглашались работать за гроши, из-за чего он терял заказы, к тому же после инсульта у него плохо двигалась рука, но голова-то работала хорошо. Он пошел к отцу Зубика, у него созрел план, простой и надежный: с помощью мальчишек залезть на склад, вынести оттуда всю керамическую плитку, подержать ее у себя месяцев шесть, а потом перепродать. Про это ограбление Кристиан слышал только от Дамбо. Зубик все-таки стыдился, что его не поймали и что ему не довелось посидеть в Низиде.
Все шло хорошо, пока отец Дамбо не решил в одиночку снять со стеллажа один из тяжелых ящиков с плиткой. Он не удержал равновесие и упал, потянув за собой весь металлический стеллаж. Плитка с грохотом падала на пол, разбиваясь и засыпая отца Дамбо. Сначала они пытались вытащить его, но плитка оказалась слишком тяжелой. Тогда Зубик с отцом сбежали, а Дамбо продолжал тащить отца, который кричал, чтобы тот убегал.
Николас расслабился и замолчал, а Кристиан все никак не мог сосредоточиться и не понимал почему. Обычно он ловил каждое слово Николаса, впитывал каждую фразу. Так почему же сейчас ему так трудно удержать внимание? Было что-то неестественное в неподвижности Николаса, Кристиан не мог понять, что именно, и это его немного пугало, хотелось сжаться на кровати, отвернуться к стене. Но встать и уйти он не мог: Николас, застывший на синем с белыми облаками покрывале, казался ему непобедимым, как супергерой. Даже в большей степени, чем тем вечером, когда он принес домой пистолет. Кристиан вытер о брюки вспотевшие ладони. Все тело чесалось, но он изо всех сил старался оставаться неподвижным и сосредоточенным, как брат.
– Они меня обыскали и сразу же нашли пистолет. Я хотел взять с собой Тукана, он бешеный, зато у него хорошая реакция. Но Обезьянодог настаивал, чтобы я пришел один, понимаешь? И потом, Тукан бы всех перестрелял, как в фильме “Лицо со шрамом”. Прихожу я, значит, а Обезьянодог какой-то нервный. Но капканы расставляют обычно тихо-спокойно, значит, не капкан. Находят у меня пистолет, Обезьянодог начинает орать, что в дом дона Чезаре Аканфора нельзя входить с оружем и что мы работаем вместе, зачем нам убивать друг друга? А я говорю, что может случиться всякое, не знаю… только мне спокойнее с пушкой-то, понимаешь? Он отвечает, ну ладно, а потом достает телефон, только это не его телефон, потому что там блестки сзади. В общем, это был телефон Царицы, его матери. Открывает Вотсап – там переписка, ее и Антонелло Петреллы.
