И опять Ольга привычно ждала: что сердце екнет, затрепещет, забьется в панике. Однако ничего подобного не случилось. Ей не терпелось поскорее вернуться домой и ринуться в виртуальную балетную библиотеку.
Не успела выбрать партитуру и начать среди пациентов кастинг, сразу и в личной жизни подкрались изменения. Познакомилась с Гошей — очень банально, в супермаркете. Он спросил, для чего Оля покупает пророщенную фасоль и подойдет ли сей продукт на гарнир к сосискам. Девушка прежде терялась, когда к ней обращались пикаперы, но могучему, с добрыми глазами, парню весело улыбнулась и посоветовала взять что-нибудь более калорийное. Пока вместе собирали ему тележку, а ей корзинку, Оля (абсолютно спонтанно) дала незнакомому витязю телефон. Он проводил ее до дома и серьезно сказал: «Я теперь твоим личным псом буду. В любое время зови. И служить буду. И рвать — за тебя».
И сердце бывшей трусишки растаяло окончательно.
Римма
До деревни Загорье пришлось идти по обочине шоссе — даже намека на тротуар не имелось. Ветер грозил перерасти в ураган и пробирал настолько, что ощущение — будто Арктику покоряешь. Ох, до чего я проклинала свою легкую куртку, безбагажный билет и холодный апрель!
Хоть какой бы магазинчик рядом! Ватник купить или одеяло! Но места совсем глухие, даже продуктовых нет, и почти все дома — с темными окнами. А если еще и Ольга не придет?
Но она пришла. Высокие резиновые сапоги на меху не мешали ей шагать от бедра, и даже в залатанном военном ватнике она выглядела безупречно красивой.
Ольга с сожалением взглянула на мою практически бумажную куртяху. Вздохнула:
— Нашли вы, в чем приехать!
И достала из внутреннего кармана военную, защитного цвета, флягу.
Мы стояли на мостках, у ног пестрела ледяной серой рябью река Великая. Ледоход уже прошел, но в воде тут и там еще вспыхивали яркими звездами осколки льда.
Вечерело, ярко-красное солнце падало в воду, ветер с сумасшедшей скоростью гнал облака, плел из них узоры.
Оля виновато проговорила:
— Я бы вас домой пригласила, но Гошу расстраивать не хочу. Он про аутистов больше слышать не может.
— Так пойдемте ко мне, я студию сняла, тут совсем рядом.
Но девушка покачала головой:
— Здесь не Москва. В чужую квартиру зайдешь — мигом доложат. С миллионом деталей. А Гошка ревнивый у меня. Так что давайте потерпим. Я специально для вас коньяк принесла. Держите. — Она протянула мне флягу.
Частный детектив никогда не станет пить с фигурантом. Тем более его спиртное. Но я задубела настолько, что с легкостью нарушила профессиональный кодекс. Послушно сделала глоток, потом второй. Лучше уж употребить на работе, чем совсем несолидно стучать зубами.
— А дома — сразу в горячую ванну, потом теплые носки и в постель, — заботливо проинструктировала Ольга.
— Д-давайте к делу, — попросила я.
— Давайте, — согласилась она. — Я так поняла, Ярик ждет от меня видеописьмо? А что он хочет услышать?
— Не знаю, — улыбнулась я. — Оля. И видео. Все, что сказал.
— Бедный парень, — вздохнула балерина. — Хорошо. Я знаю, чем его порадовать.
Храбро скинула ватник. Встала на фоне заката в одном легком свитере. Щеки сразу зарозовели, волосы черным шлейфом пенились за спиной.
Ольга, несомненно, являлась не просто танцовщицей, но артисткой. Она не говорила никаких особенных слов, но обращалась к Ярику — словно к единственному, любимому, неповторимому, лучшему в мире. И закончила красиво:
— Я никогда больше не вернусь в Москву. Но каждый день буду о тебе помнить. А каждый вечер — возносить молитву за твое здоровье и счастье!
Ярик, несомненно, будет под впечатлением. Но устроит ли его — просто часами пересматривать письмо? Или он сорвется в Псков, чтобы хотя бы сидеть у ног своей королевы?!
«И будет у нее пять псов. Ярослав, Гоша и три борзых», — хмыкнула я про себя.
Когда Ольга закончила говорить, я зааплодировала. А потом сразу подала ей ватник и флягу.
— Ему понравится? — улыбнулась она. — Уходим отсюда?
Но я покачала головой:
— Нет.
— Почему? — нахмурилась девушка. — Вы говорили, что вам только письмо нужно…
— А еще я хочу — лично для себя — знать причину, почему вы поменяли балет на столовую в Пскове.
— Разве непонятно? Я влюбилась. Георгий давно звал меня замуж, но он терпеть не может Москву. И считает, что мне она тоже не слишком полезна. Пусть Ярик и вся моя труппа — удивительные люди, но я ужасно устала от их особенностей. Я не хочу больше ставить с ними балетов!
— Оля, это, конечно, не мое дело… — вздохнула я. — Но вы постоянно облизываете губы и трете ладони. Значит, есть еще какая-то причина. Скажите мне ее.
— Никаких больше причин нет! — прокричала балерина возмущенно и фальшиво.
Все-таки не очень она актриса.
— Что вас подтолкнуло так внезапно сорваться? Даже двух недель по кодексу не отработали, телефон поменяли. Это не для Ярика и тем более не для Антонины Валерьевны. Я просто хочу понять.
— Ох… — Она устало опустилась на мостки.
Вечер уже накрыл деревню Загорье серой шалью. На реке Великой зажегся огонек маяка.
— Зачем вам это знать?
— Федор боится — вдруг вы уехали из-за Ярика? Вдруг он вас попытался обидеть? Он подросток, сильный, крепкий, гормоны бурлят. И за изнасилование — аутиста не посадят.
— Да, Ярик пылок, — улыбнулась она. — Но проблема не в этом. Я умею отгонять кобелей.
— А в чем тогда? — не отставала я.
— Ладно. Дайте выпить. — Взяла флягу и решительно отхлебнула глоток. — Я расскажу.
* * *
Работать и не бояться оказалось чертовски приятно. Чего, действительно, волноваться?
Как шутила рыжая Ксюшка с ресепшн их Центра, ниже богадельни все равно не сошлют.
Да и возможная критика вообще не волновала. Когда Ольга затеяла постановку чрезвычайно сложной в исполнении «Артефакт-сюиты», она понимала: никто не будет ждать от ее подопечных даже намека на настоящий балетный рисунок. Нужны только драйв и кураж — а этого у ее труппы неожиданно оказалось в избытке. Плюс музыка Эвы Кроссман-Хехт (для обычного человека тяжелая, истеричная) почему-то действовала на ее танцоров магически. Готовы были слушать ее живьем, в записи, пять раз в день, десять, целиком и отрывками.
Никогда не знаешь, как жизнь повернется.
Каждый раз, когда выходила в изученной досконально партии виллисы из «Жизели» — тряслась отчаянно. Зато первая для нее лично (и в мире!) постановка балета для аутистов шла легко и приятно.
