— Снимите, — посоветовала я.
— Что? — усмехнулся слегка потерявший свое величие важный чин.
— Если у вас болит косточка большого пальца, надо обязательно каждый час снимать обувь. Хотя бы на несколько минут.
— Спасибо, доктор Ватсон, — хмыкнула Галина Георгиевна.
Туфлю не сняла. Сушек тоже не предложила. И складка на переносье разгладилась не до конца.
Но тон смягчился.
— Римма. Я тоже буду с тобой откровенна. Расстрел инвалидов попал к нам, в отдел резонансных преступлений. Идет активная работа по Симачеву — парню, который стрелял. По телевидению прошла информация, что у него СДВГ, но на самом деле у парня биполярное расстройство. Эти заболевания похожи, но второе — гораздо серьезнее. Парень состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Однако считалось: в изоляции от общества он не нуждается. Леня учился в обычной школе. Если возникали сложности в общении, ему помогали лечащий врач и психолог. Как следует из показаний одноклассников, последние несколько месяцев Симачев постоянно говорил о превосходстве белой расы в целом и собственной исключительности в частности. Он в открытую восхищался Гитлером, одобрял теорию «истинных арийцев», вступал в конфликты с представителями национальных меньшинств. Уже есть предварительное заключение посмертной психиатрической экспертизы. Крайне вероятно, что таким образом себя проявляла фаза весеннего обострения, и врач ее проглядел. А безалаберность отца, который не скрывал от сына, где лежат ключи от сейфа с оружием, стала последней каплей.
Я быстро поняла, к чему сей спич.
И, послушной девочкой, кивнула:
— Симачев ограниченно дееспособен. А в какой-то момент у него окончательно съехала крыша, и он пошел стрелять. По тем, кто явно нарушал чистоту расы. Парень был один, и за ним никто не стоял. Я поняла. Никому про Долматова слова ни скажу. Даже Паше.
Галина Георгиевна усмехнулась:
— Я не исключаю, что Долматов замешан. Но кричать об этом на всех углах преждевременно.
— А где он был в день расстрела? — быстро спросила я.
— Ты же видела — среди зевак.
— А потом?
— Ох, шустра девица! — усмехнулась моя собеседница. — Ладно. Вот тебе подарок за откровенность. Мы пока не знаем, где он был днем, но около восьми вечера того же дня Долматов и неустановленный пассажир на автомобиле Филиппа покинули Москву. Двигались по Новорижскому шоссе. Камеры засекли их трижды: под Истрой, потом в районе Нелидово, а дальше в Сапрыгино. Географию знаешь? Куда он ехал?
— Э… думаю, в Псков.
— Возможно. Но в городе его машина не появлялась. Фигурант снова попал в объективы только на следующий день, когда возвращался в столицу.
Я открыла рот — и снова закрыла. Потрясающе!
Сначала Нурлан выдал мне служебную тайну про угнанное авто. А теперь Галина Георгиевна фактически его версию подтвердила. Итак, Долматов с подручным доехали до города Дно на своей тачке, там похитили «девятку», отправились на ней в Прасковичи, убили Ольгу, потом бросили краденое средство передвижения в Пскове и на электричке вернулись к машине Филиппа.
— А где этот красавец сейчас? — осторожно осведомилась я.
— Дома и на работе не появлялся, — скупо прокомментировала Галина Георгиевна. — Но, думаю, скоро мы его достанем.
— Только непонятно, — я бесцеремонно схватила сушку и бросила ее в рот, — зачем ему Ольгу-то было убивать?! Возможно, он подумал, что она, возможно, свяжет его угрозы и убийство?..
— Мы зададим Филиппу этот вопрос, — заверила Галина Георгиевна.
И все-таки сняла туфлю.
— Что требуется от меня? — послушной девочкой спросила я.
— Римма, — улыбнулась сыщица, — сейчас я возьму с тебя подписку о неразглашении. Но это только бумага. А я хочу, чтобы ты поняла и реально прочувствовала: надо держать рот на замке. В данный конкретный момент люди должны знать только о психически больном убийце. Эта версия абсолютно для всех. Для сотрудников Центра реабилитации. Пациентов. Их родителей. Просто обывателей.
Пришлось верноподданнически кивнуть:
— Я ее поддержу. Клянусь.
— Тебя никто не призывает скрывать правду, — снисходительно улыбнулась Галина Георгиевна. — Просто не надо гнать лошадей. Следствие продолжается. Мы изучаем биографию Долматова и круг его общения. Коль скоро выяснится, что он действительно возглавлял некую организацию, исповедующую евгенику, организовывал теракты, использовал для своих целей исполнителей, и, главное, когда его вина будет доказана, — мы об этом объявим. Но только тогда и не раньше. Ты меня поняла?
— А как народу объяснять, кто Ольгу убил? В шоу Малахитова об этом на всю страну объявили.
— Идет следствие, версий много, — пожала плечами моя оппонентка. — Самоубийство. Несчастный случай. Ревнивый муж. Пьяные хулиганы. Попытка изнасилования.
— Но Ольга меня зачем-то вызвала ночью на берег реки…
Галина Георгиевна взглянула холодно:
— Ты кому-то еще собираешься об этом рассказывать?
— Нет-нет, — поспешно отозвалась я.
— Вот именно. Ничего подобного просто не было. А сейчас дай мне свой телефон.
Я опять могла перечислить десяток причин и оснований, почему могу этого не делать. Но пока именно роль примерной девочки приносила плоды. Поэтому послушно ввела пароль, протянул аппарат и даже подсказала:
— Ольга прислала мне обычную эсэмэску. Позавчера, в четыре пятьдесят девять утра.
Галина Георгиевна кому-то переслала эсэмэску, потом сфотографировала экран, а дальше — Ольгино послание уничтожила.
Вернула ногу в туфлю, тяжело поднялась, веско произнесла:
— Никто вообще не должен знать о твоей поездке в Псков.
— А Федор?
— Федор не болтлив, — усмехнулась она. — Как и его брат.
— Но Ярик… влюблен в Ольгу. Вдруг он захочет узнать, кто ее убил?
— Помогать ему в этом не надо, — тепло улыбнулась Галина Георгиевна. — Тем более что ты вообще не имеешь лицензии. Повторяю еще раз. Для непонятливых. Дело громкое, резонансное. Над ним работают лучшие силы. Поэтому любые дилетантские действия категорически недопустимы.
— Что это обязательно дилетантские? — впервые вышла из образа пай-девочки я.
И немедленно получила:
— Имей в виду, подписку о невыезде я с тебя тоже возьму. Так что сиди спокойно в Москве и никуда не лезь.
Никакого она права не имела ограничивать мою свободу. Но мы вышли из кабинета с диванчиком, я посмотрела на толстые решетки, которые украшали окна, и решила, что спорить не буду. Вырваться отсюда просто домой — уже счастье.
* * *
Ксюша Сурикова работала два через два по двенадцать часов, потом еще два дня отдыхала. Кто не знал, завидовал — выходных куча, и работа непыльная. Делай приветливое лицо да на звонки отвечай. Раньше Ксения всем объясняла, что в списке ее обязанностей на самом деле двадцать четыре пункта. И постоянно улыбаться, когда кругом полно придурочных (то есть, простите, иных), совсем нелегко. Да еще толковой сменщицы не было. Девочки на ресепшене постоянно менялись, приходилось их обучать — в законные выходные, а когда очередная администратор дезертировала, Ксюша, пока не найдут новую, работала сверхурочно.
