Процедила сквозь зубы:
— С чего ты взяла, что Ярославу давали именно андрокур?
— Ни с чего, — поспешно отозвалась я. — Просто версия.
— Однако кто-то тебя на нее натолкнул, — нехорошо усмехнулась полицейская дама.
— Ну… — Я испытывала стойкое ощущение, что стул подо мной раскалился. — Я случайно зашла на сайт «Дабл страйк». И там на форуме…
— Почему. Именно. На этот. Сайт? — Львица обратилась в кобру, не сводила с меня взгляда, прожигала насквозь.
Выдавать Нурлана — совсем позор, поэтому, как могла уверенно, сказала:
— Да что вы прицепились к этому «Дабл страйк»! Я помимо него кучу других прошерстила. Инвалидных, экстремистских, всяких.
— Откуда. У тебя. Возникла версия. Про таблетки? — Она продолжала плавить меня взглядом.
— У меня миллион было всяких версий! Я просто решила проверить одну из них!
Кобра наконец сдула свой капюшон. Львица передумала рвать жертву в клочья. Галина Георгиевна вздохнула — устало, по-бабьи. Спросила:
— Римма. Зачем тебе все это надо?
— Не знаю, — абсолютно искренне отозвалась я.
— Тебе кто-то платит?
— Нет. Клянусь.
— Тогда зачем?
— Ярика жалко. А еще… Я еще своему шефу хотела показать, что могу сама…
— Можешь что?
— Ну, дело раскрыть.
И тут она расхохоталась:
— Римма, в нашей следственной бригаде двадцать шесть человек! Профессионалов высочайшего класса!
Я решила воспользоваться моментом ее вдруг улучшившегося настроения:
— Я тут про убийство Долматова узнала. — И поспешно добавила: — Из «Новостей». Есть уже подозреваемые? Задержанные?
— Римма. Не борзей. — Ее тон стал почти материнским.
Тяжело поднялась с дивана. Правую ногу — ту, где распухла косточка, — подволакивала. День и у Галины Георгиевны, без сомнений, выдался непростой.
На пороге обернулась, буркнула:
— Ксении больше не звони, Лейлу не ищи.
— А куда она делась? — простодушно спросила я.
— Лейла сегодня погибла.
— Как?!
— Спешила на работу. Превысила скорость. На дороге мокро. Машину занесло. Это несчастный случай.
— Вы смеетесь?
— Разумеется, будет экспертиза, — раздраженно ответила полицейская дама. — Но у нее водительский стаж всего полтора года и уже восемнадцать штрафов за превышение скорости.
— Но этого не может быть! В смысле — именно сейчас! Пока преступник не пойман, не бывает случайностей! Ее кто-то столкнул! Или тормоза испортил!
— Римма. Повторяю в последний раз. В самый последний. Над делом работаем мы. Не суйся. Не мешай.
И с треском захлопнула дверь.
Я достала из ящика иконку (на столе не держала, почему-то стеснялась). Перекрестилась, пробормотала:
— Лейла… Пусть тебе земля будет пухом.
Что сказать еще — не знала.
Растерянность накатила, придавила.
Мертвы теперь уже трое преподавателей. Погибли трое воспитанников. Симачев. Долматов. Что происходит? И что будет дальше?!
Я не знала. Но обернулась к монитору и увидела, что ответное письмо от Паши уже подмигивает.
Радостно открыла — и отпрянула.
Текст был таков:
— Эх, Римка. Вечно ты мне портишь жизнь.
И вот здесь я не выдержала. Начала рыдать. И предавалась этому вреднейшему для внешности занятию до самого глубокого вечера. Даже охранник Васька, когда выходила, взглянул подозрительно, спросил:
— Ты чего, Рим, такая опухшая? Бухаешь, что ли?
— Ага, — буркнула я. — Запойно.
И натолкнул ведь, подлец, на мысль. По пути к дому я остановилась, купила бутылку вина. Алкоголь в гордом одиночестве станет самым логичным завершением этого ужасного дня.
* * *
Я проснулась поздно и с больной головой. На тумбочке возле кровати немым укором стоял грязный бокал и тарелка с засохшими шкурками мандаринов. На полу валялись пустая бутылка, штопор и роман Сандры Браун — над счастливым концом (ура-ура, любовники воссоединились) я рыдала, когда окончательно напилась.
Боже мой, Римма, насколько низко ты пала!
Я осторожно — чтобы похмелье окончательно не разорвало мозг — спустила ноги с кровати. Еще и во вчерашних носках уснула. Кошмар. Что будет дальше? Ночевка в канаве?!
Схватила бутылку — скорее с глаз убрать свидетельство позора, и в этот момент дверь в спальню распахнулась.
На пороге, с чашкой пряно пахнущего чая в руках, стоял Павел Синичкин.
Я ведь так и не забрала у него ключ от своей квартиры!
Я пискнула — и, словно в нору, нырнула под одеяло. Конец всему! Никогда в жизни, даже когда мы недолгое время вели совместное хозяйство, я не появлялась перед Пашей настолько неприбранной. А тут он острым глазом сыщика увидел все. Следы попойки. Мое помятое лицо. Наверняка даже ноготь, который я вчера сломала на указательном пальце и не успела привести в порядок. Теперь имидж прекрасной дамы разрушен навсегда.
Синичкин молча подошел, звякнул своей чашкой о прикроватную тумбочку. Сильной рукой выковырнул меня из-под одеяла.
Я ожидала укоров. Презрения. Даже скандала. А он — начал целовать.
От него пахло индийскими специями и чаем с масалой. Какой запах в ответ предлагала я — страшно было подумать. Но я не стала просить пять минут — на почистить зубы, душ и макияж. Впервые в жизни мне оказалось плевать, как я выгляжу. Счастье пьянило, дурманило, плавило мозг. Паша бросил все и приехал! Только ради меня!!!
Как только я могла нести когда-то всю эту чушь: «Мы друг другу не подходим… Давай останемся коллегами и друзьями!»
И разве можно было сравнивать Синичкина с Нурланом? С Федором? С Джудом Лоу или Джонни Деппом?
[18]
Никогда, нигде и никому прежде не отдавалась я со столь сумасшедшей страстью. Вела себя как минимум три публичные женщины в одном лице. По счастью, мой любимый сыщик не стал проводить расследование, почему я так счастлива, страстна и голодна до его мужского начала.
А когда последние искры фейерверка угасли, наградил поцелуем, устало выдохнул:
— Римка! Ты потрясающая!
И я с чувством отозвалась:
— А ты настоящий мужчина, Синичкин.
Машинально я отметила: чуть не впервые в жизни говорю сию избитую фразу полностью, от всей души, искренне.
