— Вот младший, — шепнула я Паше.
Федор обнаружился в зоне для экстрима. Вокруг него сгрудились подростки. Единственная среди парней девочка с розовыми волосами канючила:
— Федюнечка, ну покажи мне тройное, а?
— Взрослых туда пускают? — шепнул мне Паша.
— Да. Но у Федора полная запись.
— Я не к нему. Сам попрыгаю. И понаблюдаю. А ты иди, иди, — подтолкнул меня под попу.
И отправился на ресепшен покупать себе билет.
А я с удовольствием покинула батутный центр, поднялась на первый этаж и вступила в толпу супермаркета.
Хорошо бы думать, что Паша меня банально приревновал к красавцу Федору. Но я прекрасна знала Синичкина и видела: у него именно оперативный интерес. Причем к обоим братьям.
«Может, Ярик только играет в аутиста? — мелькнула странная мысль. — И сам, в маске убогого, убивает?!»
Он отправил меня к Ольге — и та погибла. Он указал на Лейлу — и та мертва.
«А Леня Симачев, который подростков расстреливал, — его друг. Банда сумасшедших… Нет, Римма, что-то тебя заносит».
И я сосредоточилась на продуктах.
Набрала огромную телегу, с трудом впихнула ее в лифт, перегрузила в машину.
Снова надела очки и заглянула в батутный центр.
Застала идиллическую картину: Паша и Ярик сидели рядышком на батуте. Дорофеев-младший что-то рассказывал, яростно жестикулируя. Синичкин старательно кивал. Федор вел очередную тренировку — теперь индивидуальную, с толстым дядечкой. У того никак не получалось сальто назад, инструктор снова и снова его подхватывал, весь взмок от напряжения и в сторону брата даже не смотрел.
Зато Паша меня вычислил — будто в него датчик встроен. Показал на пальцах: две минуты.
Я вернулась в машину. Синичкин, как и обещал, пришел быстро.
— Ну, узнал что-то? — Я умирала от любопытства.
— Пока особо ничего. Но Ярик твой триста сорок три на двадцать восемь в уме перемножает, — слегка невпопад ответил Паша. — И логические задачки щелкает за доли секунды.
— Значит, он всех убил, — саркастически усмехнулась я. — А Леня Симачев — его друг. Подельники.
Синичкин промолчал, отвернулся к окну.
Мы вернулись домой. Я с удовольствием нагрузила шефа пакетами из магазина, немедленно бросилась на кухню и в изумлении услышала, как Паша кричит с порога:
— Римма, адрес у Дорофеевых какой?
— Кетчерская, сорок восемь, квартира сто восемьдесят четыре. А зачем тебе?
— Хочу одну идею проверить.
— Мне с тобой?
— Не надо. Обед пока приготовь. Я ненадолго.
Ушел — и опять оставил меня в недоумении. Зачем ему туда? Дорофеевы — в батутном центре. С их матерью хочет поговорить? О чем?
Но забивать себе голову Пашиным сыском не стала. Будешь думать о постороннем, обед получится без души.
Синичкин явился через полтора часа, и стол был уже накрыт. Он с удовольствием оглядел канапе с красной икрой. Отбивную на подушке из трав. Маринованные грибочки с лучком и домашним майонезиком. Запотевшую водочную бутылку.
Пробормотал:
— Как мне этого не хватало!
Жевал, жаловался:
— В Индии тоже иногда готовят нормально, но всегда как под дулом: отравят или выживешь?
— Тебя травили?
— Многократно. Но я применял авторский способ дезинфекции.
— Какой?
— Каждое утро полоскал горло вискарем.
Он с наслаждением запил водку минералкой, со знанием дела произнес:
— У нас даже вода вкусней.
Я смотрела на него — и умирала от счастья. Неописуемый восторг, когда голодный взгляд любимого мужчины сначала становится сытым, потом масляным — а далее жадно устремляется на твою собственную плоть!
Я быстренько (словно бы умоталась на кухне) переоделась в короткое, расстегнула верхнюю пуговку блузы.
Синичкин потянул меня из-за стола на диван.
И ровно в этот момент — разве бывает иначе, если вместе собираются частные сыщики? — у меня зазвонил мобильник.
По официальному аппарату я бы не ответила — в конце концов, суббота, законный выходной. Но игнорировать резервный номер было нельзя.
— Римуля? — услышала я веселый голос опера из Пскова Нурлана. — Спускайся. Я у подъезда.
— Где?! — вместо вопроса вышло странное сипение.
— У подъезда. На лавочке, — терпеливо повторил он. — Ты выйдешь или мне подняться?
— Нет-нет, — в ужасе пролепетала я. — Сейчас, подожди… Пять минут.
Пыталась прикрывать телефон рукой, отодвигаться от Паши — но детектив гораздо лучше, чем обыватель, чувствует фальшь. Плюс сидим рядом, а мембрана у аппарата сильная.
Закатывать сцен Синичкин не стал. Спросил почти равнодушно:
— Твой новый?
Меня бросило в краску — в первую очередь из-за его небрежного тона. Горячо выкрикнула в ответ:
— Не нужен мне никто новый! Это опер из Пскова. Он выезжал на труп Ольги, так и познакомились. Мы… мы с ним вообще ничего. Он мне инсайт сливал, чисто по дружбе…
— А сейчас он тут зачем? — благостный тон Паши неуклонно леденел. — Новый инсайт привез? Специально из Пскова? Под твои окна?!
— Я… я не знаю. Пашенька, — сложила руки в мольбе, — давай, я его пошлю просто?!
— Эх, Римма! — Синичкин снисходительно улыбнулся. — Пора бы усвоить: оперов, даже из Пскова, людям нашей профессии посылать может быть просто опасно. Так что иди. Развлекайся.
— Паша, — заволновалась я, — но ты ни в коем случае не уезжай! Посмотри телевизор пока, кофе себе свари! Я только узнаю, что ему нужно, и сразу вернусь.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Синичкин. — Я останусь.
И уже в спину добавил:
— Почитаю Шекспира. «О, женщины, вам имя — вероломство!»
Можно подумать, сам мне в Индии не изменял. Но если сейчас начать спрашивать — мигом догадается, что мое собственное рыльце в пушку. Скорее бежать, пока Синичкин не уловил исходящие от меня волны раскаяния.
* * *
Нурлан выглядел торжественно. Благоухал лосьоном, рубашка наглаженная, в руках тюльпаны. Вот я влипла! Боже, что делать?!
— Ты зачем приехал? — с места в карьер рубанула я.
Гость безмятежно улыбнулся:
— Командировка. По указанию главка.
— А главк в каком подъезде? В моем — или в соседнем? — Я продолжала сочиться ехидством.
— Нет. Главк отправил меня на Петровку. В отдел резонансных преступлений.