— «Скорая» к ним приезжала, но госпитализацию не предложила. Надо посмотреть, а то не прощу себе потом, если помрет бабка.
— Ты часто ездишь на вызовы?
— Редко. Только когда свои звонят. Но этого парня я не знаю. Заодно выясню, откуда у него мой телефон.
Кузя узнал подъезд, рванулся вперед.
— Ты поскучай немного. Я вернусь, и пойдем в ресторан.
Семен потыкал в кнопки домофона, пропустил Наташу вперед.
— Можно, я поеду с тобой?
— Зачем? — Он достал ключи, отпер дверь квартиры.
— Семен, ну пожалуйста! — Ей не хотелось оставаться одной. — Я не буду тебе мешать, подожду в машине.
Наташе показалось, что он посмотрел на нее с удивлением. Потом улыбнулся и медленно кивнул.
Время было самое подходящее для пробок, но такси приехало быстро. Им сегодня везло, днем от Наташиного дома они тоже добрались быстро, несмотря на снегопад.
Ехать пришлось далеко. Наташа очень скоро перестала ориентироваться, прижалась к плечу Семена и смотрела на движущиеся за стеклом водителя дворники.
На этот раз миновать пробки не удалось. Машины впереди останавливались, ехали снова и снова останавливались. В какой-то момент водитель втиснулся в правый ряд, освобождая дорогу. Сверкая сине-красными огнями, мимо проехала «Скорая».
Наконец такси свернуло во дворы, остановилось. Семен стряхнул Наташу с плеча, как кошку, выбрался из машины. Наташа тоже вылезла. Он пошел к ближайшему подъезду, а она двинулась вдоль ряда припаркованных машин.
Машины были покрыты слоем снега. Вроде бы она их не разглядывала, а номера тем более не разглядывала, но неожиданно остановилась, вернулась на пару шагов, наклонилась. Прямо перед ней был номер машины, которую она сначала видела у клиники, а потом у дома Семена.
Наташа медленно отступила, потом судорожно рукой смела снег со стекла чужой машины. За стеклом висели четки.
— Семен! — закричала Наташа.
Кричать не имело смысла, Семен уже вошел в подъезд и едва ли мог ее слышать, но она кричала. А потом, задыхаясь от ужаса, стучала в обитую деревянными полосками дверь панельной пятиэтажки.
* * *
Как и вчера, Ирена была вся в черном — черный свитер, черные брюки. Волосы черными кольцами опускались на плечи, в ушах крупные свисающие серьги.
Возле глаз морщинки.
Ирена повесила шубу в шкаф, помедлив, прошла в комнату, уселась в кресло. Борис сел напротив, в такое же кресло.
— Я обычно не хожу по чужим номерам. — Она сжала губы и отвела взгляд — Борис разглядывал ее в упор.
— Знаю.
— Откуда? — Она снова на него посмотрела.
Она старалась быть наглой, а получалась несчастной.
Он пожал плечами — знаю, и все. И улыбнулся.
— Ты похожа на цыганку.
— Имею право. — Она хмыкнула. — У меня бабка была цыганка.
— Да? — удивился Борис.
— Угу. — Ирена засмеялась, морщинки у глаз стали еще заметнее. — А прабабка еще с табором ходила. Но я прабабку не знала. Когда я родилась, ее уже не было.
Борису стало весело. И опять словно окутало острое чувство свободы.
— Бабушка происхождения стеснялась. Не любила про родственников говорить. А мне было интересно.
— Мне бы тоже было интересно, — улыбнулся Борис.
— Бабушка в таборе уже не жила. Советская власть старалась сделать цыган оседлыми, дома им дали в каком-то поселке. Мне хотелось туда съездить, а бабуля только сердиться начинала, когда я про это заговаривала. Она хотела быть русской, даже национальность в паспорте себе исправила. Но гадать умела. И пела хорошо.
— А тебе гадала?
— Редко. И нехотя. А для себя карты раскладывала каждый вечер. Дед над ней смеялся, а мне не давал бабушке мешать, когда она карты брала.
В коридоре послышались голоса, стихли.
— Дед у меня был убежденным коммунистом. Очень переживал, когда Союз развалился.
— А я радовался, когда Союз развалился, — неожиданно сказал Борис.
— А теперь? Радуешься?
Ирена смотрела на него весело. Морщинки у глаз очень ей шли.
— Черт его знает, — засмеялся он. — Но в Союз точно не хочу.
Из коридора опять донеслись голоса.
— Пойдем ужинать. — Борис поднялся. — Я с утра ничего не ел.
— Только не сюда, — быстро сказала Ирена. — Не в гостиничный ресторан. В любой другой.
— Как хочешь.
Он подал ей шубу, оделся сам. На улице шел снег. Елка перед дверями гостиницы сияла разноцветными горящими огоньками, окрашивая падающие снежинки.
Ирена неуверенно помедлила, он потянул ее в сторону, противоположную от здания городской администрации. Просто так потянул, наугад.
Ресторан нашелся метрах в двухстах.
— Пойдет? — спросил Борис.
Капюшон Ирениной шубы успел покрыться снегом. Ему захотелось провести по капюшону рукой, стряхнуть снег.
Ирена кивнула — пойдет. Засмеялась и взяла его под руку.
В небольшом, неярко освещенном зале стояло всего несколько столиков. В меню Ирена не посмотрела, от спиртного отказалась.
— А я, пожалуй, выпью, — решил Борис и заказал двести грамм водки. Еще заказал по эскалопу себе и Ирене и по салатику на усмотрение официанта.
— Ты здесь бывала? — спросил он, чтобы не молчать.
Ирена сделалась грустной, и ему хотелось ее развлечь. Ему нравилось, когда она смеется.
Она кивнула и закусила нижнюю губу.
— Улыбнись, — попросил Борис.
Ирена фыркнула, и молчание сразу перестало быть тягостным.
— Мы недавно отмечали здесь Светкин день рождения.
— А мы на все семейные праздники собираемся у сестры, — сказал Борис.
Серые Иренины глаза смотрели на него со спокойным интересом. Узкое лицо в кольцах черных волос казалось строгим и благородным.
Пожалуй, Ирена была даже интереснее красавицы Светланы.
— У меня первая жена очень рано умерла. Не представляю, что бы я делал без сестры. — Борис поймал себя на том, что впервые это говорит даже себе. — Это сестра фактически мою дочь вырастила. Я работал много, в командировки часто ездил. А теперь я сестре не помогаю совсем.
— Деньгами?
— Да нет. Она работает, с деньгами у нее все нормально. Просто… Не помогаю.
— А она нуждается в помощи?
— Мы все нуждаемся.
Он не предполагал, что может начать с кем-то откровенничать. И тем более не предполагал, что не будет испытывать от этого никакой неловкости.
