Позже я прочитала, что так влияет на ребенка стресс. Сама жизнь в детском доме. Организм устает от напряжения и постепенно разрушается изнутри.
Зато квартиру, которая положена мне как сироте от государства, дали очень быстро – едва только исполнилось восемнадцать лет. Спасибо за это большое. В Москве в отличие других регионов и городов, где сироты ждут жилья годами, а где-то и по сорок-пятьдесят лет, – все очень четко. В ноябре, за две недели до дня рождения, меня пригласили на просмотр. Я сразу подписала согласие, и уже в феврале квартира была оформлена на меня по договору социального найма. Я доучивалась в школе в детском доме, продолжала жить там и параллельно занималась квартирой. Обычно мы ходили туда с Эсландой Борисовной вместе, одна я боялась. Постепенно с ее помощью поменяла дверь, выбрала необходимые вещи и мебель. Странно, но тут уж старший воспитатель Наталья Ивановна против участия Эсланды Борисовны не возражала – наоборот, радовалась, что я не одна и не надо мне в помощь выделять какого-то воспитателя, снимая его с работы. Конечно, отправлять меня решать вопросы самостоятельно, просто снабдив деньгами – с восемнадцати лет я могла снимать средства со счета, на который приходили алименты от мамы, – было опасно. Я не понимала, что и как устроено за пределами детского дома. Боялась чужих людей, терялась, когда требовалось принять решение. Да и просто без присмотра могла попасть в беду.
Сироты часто становятся жертвами мошенников и авантюристов, мы – легкая добыча для преступного мира. Просто не умеем за себя постоять.
Один раз ко мне по вызову на замер двери пришел совершенно пьяный мужик. Я была в ужасе! Хорошо, Эсланда Борисовна, как всегда, оказалась рядом. Она очень тактичная женщина, дождалась, пока он закончит свою «работу», и потом говорит: «Ну, все, пойдемте, я вас провожу». А если бы я была одна? Да еще с деньгами. Я бы не смогла его выставить.
Кстати, к совершеннолетию у меня на книжке оказалась довольно значительная сумма – мама каждый месяц платила хорошие алименты, и в итоге получилось около полумиллиона. Я была единственным ребенком во всем детском доме, кто не потерял и не истратил свои накопления. Обычно дети добирались до сберегательных книжек, и деньги сразу утекали сквозь пальцы, буквально за пару дней. Дорвавшись до свободы после многих лет заточения, сироты покупали дорогую одежду, мобильные телефоны, фотоаппараты, еще какую-то ерунду; ходили по клубам и ресторанам, кормили-поили толпу «друзей». Телефоны терялись, фотоаппараты разбивались, одежду воровали свои же, и «друзья» исчезали, как только заканчивались деньги. Но я всегда относилась к накоплениям по-другому – прекрасно понимала, что надеяться больше не на что, пока окончу учебу и начну зарабатывать, нужно будет на эти деньги жить. Я брала книжку в соцотделе только по необходимости и снимала деньги исключительно на обстановку квартиры. Всегда предупреждала сотрудников, на что буду тратить. То на дверь, то на кухонную мебель, то на шкаф. Только однажды они что-то там не поняли и накричали на меня за «растрату», а я сидела под лестницей и плакала. Но в одиннадцатом классе уже было достаточно спокойно – ко мне перестали цепляться. Многие сотрудники детского дома, наоборот, помогали.
В соседней группе работала воспитательница, Марина Юрьевна, которая тоже ходила со мной, помогала покупать мебель. Эсланду Борисовну мне не всегда было удобно просить: у нее своя семья, дети, почему она должна тратить личное время и водить меня по магазинам? А с Мариной Юрьевной все как-то легко получалось. У нее был выпускник, с которым она продолжала общаться, Славик. И я попросила этого Славика собрать мне мебель в кухне, пока я буду в ЛТО. Они с Мариной Юрьевной несколько дней летом на это потратили. Приехали и все для меня собрали. Вот таких людей, конечно, запоминаешь на всю жизнь. Спасибо им большое! Ни в какие должностные инструкции и обязанности воспитателя другой группы я со своей мебелью не входила. Но она оказалась человеком с большой буквы, помогала мне просто так. Даже Наталья Ивановна подключалась к сложным вопросам, и от нее я получала поддержку. Одна только Алия Имировна продолжала все делать наоборот – вместо того чтобы помогать, ходила и ревновала меня то к Эсланде Борисовне, то к Марине Юрьевне. Строила козни. Спрашивается зачем? Взрослый, казалось бы, человек.
К концу лета квартира была почти готова. Я потихоньку перевозила вещи. К тому моменту, как поехала в ЛТО, в детском доме уже ничего не осталось – все хранилось в квартире в коробках, и они были подписаны – что, где и в каком количестве лежит. Я понимала, что за лето забуду, что и куда сложила, поэтому подстраховалась. По возвращении предстояло решить только один вопрос – диван. Я его выиграла за рисунок – в детском доме весной проводили конкурс для выпускников от мебельной компании, разыгрывали мебель. И мой диван должны были летом привезти в детский дом. Так и вышло. Наталья Ивановна очень мне помогла – нашла машину, диван мне доставили в квартиру и даже собрали. Огромное ей спасибо!
Господи, как же это было удивительно! Моя собственная комната. Мой личный туалет. Никаких людей вокруг – настоящий рай! Я словно заново родилась и должна была учиться всему с нуля. Есть одной. Готовить самой. Самой за себя отвечать. Днем мне было волшебно! А вот вечером становилось страшно. Помню, первые две-три недели я боялась засыпать одна в квартире. Осень выдалась холодной, все время дул ветер, и я слышала, как шатаются и скрипят деревянные окна. Мне казалось, они вот-вот выпадут! Тогда я звонила Эсланде Борисовне и разговаривала с ней. Каждый вечер она укладывала меня спать по телефону – что-то рассказывала до тех пор, пока я не вырубалась. Это могло продолжаться час или два. Не знаю, как реагировали на это ее домашние, но она ни разу не сказала мне, что не может говорить, что занята. Ни разу не прервала разговор прежде, чем я усну. Все это продолжалось недели три, пока я не привыкла понемногу оставаться ночью одна.
А еще я боялась ходить за продуктами в магазин. Заходила и не могла ни о чем спросить. «Взвесьте мне, пожалуйста, двести граммов сыра»? – да вы что, это невозможно! Если где-то были прилавки с продавцами, я сразу уходила в другой магазин. Искала тот, где молча взял и пошел. Люди меня пугали.
И, конечно, я совершенно не умела готовить. Только беляши, и все – этому научила Алия Имировна. Но на одних беляшах долго не проживешь, а никакой другой практики не было. В детском доме нас кормили шесть раз в день, даже думать о щах-борщах не приходилось: еда всегда на столе. И только после выпуска я поняла, как же это плохо – не можешь в итоге элементарную яичницу себе пожарить. Сейчас дети по-прежнему не готовят в детских домах, могут только в кулинарных мастер-классах участие принимать. Пиццу, например, делать. Но разве это подготовка к самостоятельной жизни? Одну пиццу не будешь есть триста шестьдесят пять дней в году. Нужно готовить и суп, и второе, и салаты. Все уметь. Но такой повседневной практики ни в одном детском доме нет. Ребенок там об этом не думает. А потом оказывается в очень сложной ситуации.
Первая моя встреча с газовой плитой, например, была как свидание с драконом. Я совершенно не понимала, как ее включать и что с ней делать. А есть-то хочется! И вот стоит эта плита, к которой неизвестно, с какой стороны подойти. Смотрю на нее, как баран на новые ворота, и понимаю, что снова придется Эсланде Борисовне звонить. Она объяснила по телефону, что газовую плиту нужно включать с помощью спичек – поворачиваешь ручку, раздается такой звук «шшшшшш», в это время подносишь спичку к конфорке, и огонь загорается. Хорошо! Подхожу к плите, поворачиваю ручку, и никакого «шшшш» не происходит. Думаю, что же это такое?! Начинаю все осматривать – оказывается, шланг, который подает к плите газ, был даже не прикручен. Я его сама прикрутила. Потом только узнала, что так нельзя, что все эти манипуляции должен проводить газовщик. Снова повернула ручку – опять ничего. Потом вижу, торчит штука под вентиль на трубе. Я догадалась, что ее, наверное, нужно открыть. А вентиля-то нет – опять же газовщик должен газ открывать. Я притащила плоскогубцы, стала крутить туда-сюда. Ничего. Я уже ругаюсь на чем свет стоит, но голод – не тетка. Продолжаю крутить. И в какой-то момент услышала, наконец, что идет газ! Вот это «шшшшш». Пока брала спички, пока чиркала, пока подносила, видимо, газа уже накопилось слишком много, и он вокруг моих рук как вспыхнул! Руки я себе тогда опалила, конечно, но все равно считала, что для первого раза неплохо справилась. Поставила варить макароны. Они наполовину сварились, и я, такая радостная, что сама еду приготовила, ела их полусырыми. А потом Эсланда Борисовна сказала мне, что есть такие специальные автоматические зажигалки для газовых плит – подносишь, щелкаешь, вылетает искра, и огонь загорается. Я долго искала такую штуку, каждый раз мучилась с этим драконом-плитой, но потом, наконец, нашла и купила. Это было счастье!
