На экскурсии в Помпеях я с трудом уговорил несколько человек не пожалеть сил и дойти до Виллы Мистерий. Несмотря на то что она вроде бы известна по всем историям античного искусства, ее живопись в реальности потрясает удивительной современностью. Долго мы не могли оторваться: если такое искусство было уже две тысячи лет назад – в чем же прогресс человечества?
После Неаполя нас ждал еще один сюрприз – мыс Сорренто. Узкая скалистая полоска, далеко вытянувшаяся в море, обдуваемая и продуваемая со всех сторон ветрами теплого моря, застроенная людьми так красиво и органично, что дома и виллы кажутся частью самой природы.
Так мудро и деликатно строить умеют, видимо только итальянцы, рожденные между морем и горами. Рядом – знаменитый остров Капри, огромная голубая скала, туманно мерцающая в испарениях очень теплого здесь моря. Далее – Лазурный берег: Кай, Антиб, Сен-Тропе, Ментон, Ницца, Канны, Монако. Эти имена и сейчас звучат заманчиво для любого туриста, а тогда, в 1986-м, звучали сказочно: за каждым именем стояла цепочка ассоциаций – книги, кинофильмы, пьесы.
В Ницце в тот год была в расцвете мода загорать топлес. И на знаменитом пляже “Негреско” советские люди столкнулись наконец с наглой антисоветской провокацией: полным пляжем дам всех возрастов, гордо загоравших без лифчиков. А жара тогда стояла по 30 градусов, несмотря на ноябрь, особенно в полдень. Некоторые наши рвались прекратить это безобразие, но вход на пляж был платный – $ 5, и это спасло несчастных.
В Монако, в знаменитом казино Достоевского, дальше зала автоматов никого не пустили – “одеты не по форме”. Наши партийные громко возмущались: “Какая еще форма, подумаешь – казино”.
Наш автобус остановился на стоянке высоко над морем. Гид говорит: “Внизу вы видите бухту, где стоит яхта князя Монако, мужа знаменитой Грейс Келли”. Вдруг водитель автобуса что-то выкрикивает, и гид переводит: “Вот наш водитель Андрэ сообщает, что его яхта тоже здесь стоит”. Мы не могли понять, как водитель автобуса может быть хозяином яхты. Наконец кто-то задает гиду коварный вопрос: “Скажите, а он имеет право иметь свою яхту?” Вообще, единая прежде московская делегация начинает разделяться. “Идейные” требуют вместо обеда поездку на могилу Герцена, чтобы возложить цветы. Их неожиданно поддерживает модернист Эльконин. Но оказалось – это его хитрость. Он стремится попасть на виллу Шагала, что на горе рядом с кладбищем! Снова взрыв возмущения партийных: кто такой Шагал?
Из Марселя опять длинный переход к острову Мальорка. Эти морские дни – праздник для активистов самодеятельности, а таких довольно много. Ставят капустник, сочиняют частушки. В какой-то день даже уговорили выступить Жванецкого. Он долго отказывался, но все-таки согласился. Тогда он не был еще так знаменит, но уже вызывал нездоровый интерес чтением свободомыслящих текстов и огромным кожаным портфелем.
Я специально с первых дней круиза приучил себя вставать ровно в 6 утра. Спать все равно было невозможно. На всем корабле, кроме люксов, где жили богатые грузины, каюты были только четырехместные, с двухъярусными койками, без иллюминаторов, очень душные. Моими соседями по каюте были Вадим Кулаков, секретарь Союза художников СССР по “монументалке”, и Николай Барченков, живописец старшего поколения.
Третьего соседа не помню, он был совсем незаметен, скромен и молчалив.
Я просыпался, хватал полотенце, плавки и мчался на корму – ровно в 6 утра бассейн наполнялся морской водой, и я мог плавать в одиночестве, пока все спали. Ранним утром подплываем к Мальорке, снова литературные ассоциации: Шопен, Жорж Саид. С прогулочной палубы уже видно бухту, окруженную зелеными лесистыми горами. Я думаю, и в наши дни не так много туристов попадают на остров с моря, а между тем без этого вы не поймете его душу. В утреннем тумане кажется, что богиня моря открывает мореплавателю свои объятия.
Два гористых мыса по обеим сторонам бухты, как две руки, обнимают нас слева и справа, мерцая в густом тумане. Сезон давно кончился, и остров был совсем пуст под осенним дождем.
В Малагу пришли следующим днем, долго швартовались. Швартовка – самое удобное время порисовать с верхней палубы. И вот снова 8 автобусов, спешная посадка и красивая дорога через горы Сьерра-Невады в Гранаду, и далее – в Альгамбру, которая преподносится как главная изюминка нашего круиза. Гранада – город Гарсиа Лорки, про Альгамбру никто ничего не знает. Но вот – прибыли. Альгамбра – это суровая крепость гор, внутри которой – иной мир: бесконечная череда двориков, переходов, покоев для отдыха и фонтанов. Нечто вроде огромного гарема. Первое, что поражает после уличной жары, – прохлада и журчание воды. Высокие своды залов покрыты тончайшей резьбой арабских орнаментов, уводящих взгляд в небо. Неважно, что это строили арабские эмиры “для себя”. Красота покоряет всех одинаково. Альгамбра всем своим существом пытается сказать потомкам, в чем счастье жизни – немного солнца в холодной воде, прохладная тень в жаркий день и много волшебного искусства, утонченного и деликатного. Материалы просты – камень, туф и керамика. Здесь нет ни золота, ни бриллиантов, нет тронов, балдахинов, ковров, оружия. Только солнце, вода, ветерок и цветы, пряные ароматы чайной розы.
Можно вспомнить еще прощальный ужин в огромном ресторане “Атлас”, где собрались все наши 300 человек. На сцене был темпераментный народный ансамбль “Фламенко”. В зале другой спектакль – шоу поваров. Гаснет свет – и в темноте строй официантов вносит гуськом блюда из фазанов в кольце горящих свечей, в окружении вин, фруктов и цветов. Испанские ритмы, стук кастаньет…
Из Малаги идем в обратный путь. Снова Стамбул, дворцы, золотой базар, покупки, обмены. Через неделю мы снова в Одессе. Темный порт, темный город. Всё закрыто – ни поесть, ни попить. А на корабле наши путевки окончились еще утром. Свет и воду отключили, а билеты на поезд у всех одинаковые, и у всех – на завтра. Сказка кончилась. Мы снова на Родине.
Новые времена
1988–2018
Злобик, Дробик и кот Пельмень
Не исключено, что еще многие москвичи помнят яркие, шумные, суматошные выставки художников-нонконформистов на Малой Грузинской, 28. Помнят тот радостный ажиотаж и неподдельный интерес, которые они вызывали у самой широкой публики. Постоянными посетителями выставок были студенты, представители технической интеллигенции, военные, работники многочисленных КБ и “почтовых ящиков”, учителя, библиотекари, врачи, иностранные туристы и коллекционеры, представители музеев мира – дилеры и спекулянты от искусства, модные девушки, начинающие музыканты и рокеры.
Люди готовы были простаивать часами на морозе, чтобы увидеть новый взгляд на жизнь, осознать свое бытие и свое время, получить заряд бодрости и креатива. Приезжали иногда автобусами делегации из институтов Дубны, Обнинска, Протвино. Приезжали с подарками, с цветами, с шампанским, как к хорошим знакомым: не только посмотреть, но и познакомиться с авторами, превратившимися на некоторое время в настоящих звезд художественного небосклона Москвы.
Лоджия нашей квартиры находилась точно над входом в выставочный зал. На протяжении нескольких лет каждое утро, открыв окно, мы видели внизу толпу людей, ожидающих открытия выставки. Далее очередь тянулась через двор общежития консерватории, параллельно улице, до Зоологического переулка. Милиция исправно охраняла порядок, эксцессов никаких не было. Публика поднималась ко входу по ступенькам, а потом спускалась в небольшие подвальные выставочные залы, где буквально было не протолкнуться. Иногда был открыт еще отдельный большой и светлый зал, смежный с подвалом, со своим выходом на улицу.
