Я отдаю себе отчет в том, что эта общая характеристика принципов территориальной справедливости оставляет желать лучшего и что необходимо гораздо более внимательное изучение этих принципов, прежде чем начинать строить на них какую-то теорию размещения и регионального распределения. Многие годы и интеллектуальные ресурсы были потрачены на то, чтобы нащупать подходящую точку отсчета для уточнения теории размещения, основанной на эффективности, и при этом общей теории размещения нет как нет, и мы даже не знаем, что мы имеем в виду, говоря, что мы «максимизируем пространственную организацию города», потому что нельзя максимизировать разнообразие объектов, содержащихся в потенциальных городских формах. Поэтому при анализе распределения мы можем раздробить наши цели на составные части. Вот они:
1. Как мы определяем потребность ряда территорий в соответствии с социально справедливыми принципами и как мы высчитываем степень удовлетворения нуждаемости в рамках существующей системы при существующем распределении ресурсов?
2. Как мы определяем межрегиональные мультипликаторы и эффекты разброса (уже теоретически разработанная до некоторой степени тема)?
3. Как мы должны обращаться с отягощениями социальной и физической окружающей среды и в каких случаях социально справедливым является принятие каких-то мер для их компенсации?
4. Какой должна быть регионализация, чтобы максимизировать социальную справедливость?
5. Какие распределительные механизмы нужны для обеспечения максимизации шансов беднейшего региона и как работают существующие механизмы в этом отношении?
6. Какие правила должны быть положены в основу модели межрегиональных переговоров, модели территориальной политической власти и т. д., при которых шансы беднейшего региона были бы максимизированы?
Это те вопросы, ответы на которые нужно начинать целенаправленно искать. Этот поиск неизбежно вовлечет нас в решение сложных этических и моральных проблем, касающихся правоты или ложности определенных принципов, на основе которых выдвигаются обоснованные претензии на ограниченный общественный продукт. Мы не можем позволить себе игнорировать эти вопросы, поскольку это приведет нас к одному из тех стратегических уверток, так распространенных в политике, благодаря которым сохраняется молчаливая поддержка status quo. Не принимать решения по этим вопросам — значит принять вполне определенное решение. Целенаправленное исследование эффективности успешно обеспечило молчаливую поддержку status quo в распределении. Критиковать тех, кто делает ставку на эффективность по этой причине, не означает отрицать важность самого анализа, основанного на понятии эффективности. Как я показал в начале этой главы, нам нужно исследовать эффективность и распределение в совокупности. Но для этого нам сначала необходимо углубиться в изучение тех вопросов распределения, которые так долго оставались в тени.
Часть II
Социалистические формулировки
Глава 4
Революционная и контрреволюционная теории в географии и проблема формирования гетто
Как и зачем нам совершать революцию в географической мысли? Чтобы разобраться в этом вопросе, стоит обратиться к истории возникновения идеи революций и контрреволюций в различных направлениях научной мысли. Кун предлагает интересный анализ этого феномена на примере естественных наук (Кун, 1977). Он предполагает, что большая часть научной деятельности представляет собой то, что он называет нормальной наукой. Это относится к исследованиям в рамках определенной парадигмы (под парадигмой понимается набор концепций, категорий, взаимосвязей и методов, которые научное сообщество в определенный момент времени воспринимает как данность). В практике нормальной науки возникают некоторые аномалии — наблюдения или парадоксы, которые не могут быть объяснены в рамках принятой на данный момент парадигмы. Внимание все больше концентрируется на этих аномалиях до тех пор, пока наука не впадает в период кризиса, во время которого предпринимаются теоретические попытки разрешить проблемы, вызванные аномалиями. В результате этих попыток возникают новые концепции, категории, взаимосвязи и методы, которые удачно разрешают существующие дилеммы и сохраняют ценные элементы старой парадигмы. Таким образом, рождается новая парадигма, создающая условия для нового периода нормальной научной деятельности.
Схема Куна уязвима для критики по нескольким основаниям. Я кратко обсужу здесь две проблемы. Во-первых, не дается объяснения того, как аномалии возникают и как, возникнув, они вызывают кризис. На это можно ответить предложением различать значимые и незначимые аномалии. Например, много лет считалось, что орбита Меркурия не подтверждает расчеты Ньютона, но эта аномалия не заставляла нас отказываться от использования ньютоновской системы в повседневной жизни. Если, например, определенные аномалии возникают при строительстве моста, они, несомненно, будут восприняты как весьма значимые. Поэтому ньютоновская парадигма оставалась удовлетворительной и непоколебимой до тех пор, пока что-то действительно значимое для практической жизни и имеющее к ней непосредственное отношение перестало вписываться в ньютоновскую систему. Во-вторых, есть вопрос, на который Кун так и не ответил в полной мере, касающийся того, как же новая парадигма принимается и утверждается. Кун признает, что принятие парадигмы — это не вопрос логики. Он полагает скорее, что это своего рода скачок веры. Вопрос, однако же, в том, каковы основания для такого скачка. Лежащая в основе анализа Куна движущая сила не определена явным образом. Эта движущая сила представляет собой основополагающую веру в добродетели контроля и управления природой. Очевидно, что скачок веры основывается на уверенности, что новая система позволит увеличить масштабы манипуляции и контроля над некоторыми аспектами природы. Какими? Вероятно, это опять же будут аспекты, важные для повседневной деятельности и повседневной жизни в определенный момент истории.
Основная критика Куна, на что указывают и эти два случая, сводится к тому, что он абстрагирует научное знание от его материалистической базы. Кун предлагает идеалистическую интерпретацию научного прогресса, хотя понято, что научная мысль основательно погружена в материальную деятельность. Материалистическая основа развития научного знания исследовалась Берналом (Bernal, 1971). Материальная деятельность включает управление природой в интересах человека, и научное знание не может быть проинтерпретировано независимо от этого общего направления. Однако здесь мы вынуждены добавить еще одну перспективу, потому что «интересы человека» могут быть проинтерпретированы совершенно по-разному, в зависимости от того, о какой части общества идет речь. Бернал указывает, что наука на Западе была до недавнего времени уделом среднего класса, и даже в последние годы, при усилении так называемой «меритократии», ученый в течение своей карьеры склоняется к образу жизни и мысли среднего класса. Поэтому мы можем ожидать, что естественные науки неявно содержат в себе желание управления и контроля тех аспектов природы, которые актуальны для среднего класса. Но еще более важно, что научная деятельность подчиняется через патронаж и финансирование исследований особым интересам тех, кто контролирует средства производства. Этот альянс промышленности и правительства ощутимо направляет научную деятельность. Соответственно, «манипуляция и контроль» означает манипуляцию и контроль в интересах определенных групп в обществе (а именно промышленного и финансового лобби вместе со средним классом), а не интересов общества в целом (см.: Bernal, 1971; Rose and Rose, 1969). Теперь мы можем лучше понять общее направление научного прогресса, совершающегося путем регулярных научных революций, которые так наглядно описал Кун.
