Любимые праздники моего детства – Новый год и день рождения, на которые мне чаще всего по моей просьбе дарили хлопушки и гуашевые краски. Стоили они в то время 3 рубля 20 копеек. Не велосипед, не пистолет, а именно гуашь, потому что я всегда хотел рисовать. А использованные хлопушки в детских руках превращались в кукол для моего театра, которые я с радостью мастерил целыми днями. Но лучший подарок сделала моя любимая тетя Ирина Павловна Васильева. На один из дней рождений она подарила мне “Историю костюма” Марии Николаевны Мерцаловой. С этой книги началось мое увлечение историей моды. А любимым чтением долгие годы оставалась Большая советская энциклопедия. В нашей домашней библиотеке имелось полное собрание – пятьдесят один том. Я любил рассматривать вклейки с цветными иллюстрациями на тему разных исторических стилей: барокко, рококо…
В приложении к одному из томов была помещена статья о моем папе. Это был большой повод для гордости.
После ареста и расстрела Лаврентия Берии все подписчики второго издания Большой советской энциклопедии получили по почте следующее извещение: “Подписчику БСЭ. Государственное научное издательство «БСЭ» рекомендует изъять из пятого тома БСЭ 21, 22, 23 и 24 страницы, а также портрет, вклеенный между 22 и 23 страницами, взамен которых вам высылаются страницы с новым текстом. Ножницами или бритвенным лезвием следует отрезать указанные страницы, сохранив близ корешка поля, к которым приклеить новые страницы”. В пятом томе Большой советской энциклопедии на страницах 21–24 была помещена биография Берии. Ее следовало заменить на вкладку с историей и описанием Берингова пролива. У нас, кстати, Берия в пятом томе так и остался, но и вкладку с Беринговым проливом мы тоже сохранили.
Еще одно воспоминание из детства. Год я запомнил точно – 1969-й. Пограничный конфликт на острове Даманский чуть было не привел к войне между СССР и КНР. Мне было десять лет, и я отпечатал одним пальцем на пишущей машинке несколько листовок с текстом “Позор Мао!”. Эти агитки я разбросал по почтовым ящикам в нашем подъезде, чтобы выразить таким образом свою позицию по отношению к бесчинству китайского лидера.
Родители старались всегда брать меня с собой в путешествия. Они считали, что именно путешествия расширяют кругозор, учат общаться с разными людьми, позволяют узнать другой быт, другие нравы, иную кухню и оставляют яркий след в памяти ребенка. Но вывезти нас с сестрой за границу не было никакой возможности, поэтому мы довольствовались поездками по просторам СССР.
В 1962 году состоялась незабываемая поездка с мамой и сестрой в закарпатское село Криворовня, поразившее меня обилием гадюк и высотой гор. По крутым склонам взбирались коровы и лизали шершавыми языками огромные кристаллы каменной соли. Все жители этой деревушки ходили в национальных гуцульских костюмах. В одной из изб жил советский милиционер, в прошлом бандеровец. По берегам горной речки кустились заросли ежевики. И мы, поддавшись очарованию Закарпатья, покупали на местном рынке какие-то яйца-писанки и лежник
[12] с ромбовидным рисунком, который привезли на память в Москву. Ехали поездом. Лежник, свернутый в рулон, привезли на Фрунзенскую набережную и из-за обилия поклажи забыли у нашего подъезда. Но, выглянув в окно, я узрел пропажу. Тогда народ был много честнее, воровали меньше. Лежник долго висел над моей кроваткой. Теперь он находится в Художественном музее в Самаре вместе с огромным фондом картин моего папы, переданным туда в надежде на открытие мемориального музея семьи Васильевых.
В Закарпатье мы ездили по совету художника Даниила Георгиевича Нарбута, сына знаменитого Георгия Нарбута – одного из членов художественного объединения “Мир искусства”. Даниил Георгиевич, величественный бородач, большой приятель моего папы, жил в селе Мошны под Черкассами. В 1967 году мы ездили к нему в гости, и эта поездка запомнилась мне особенно. Мы отправились туда с сестрой Наташей и кузиной Леной Гулевич, которая справляла там свое шестнадцатилетие.
Я спал с папой и мамой в белой хатке рядом с печкой, вкусил народный аромат крестьянского быта на Украине. Бегал в село за конфетами и даже удил карасиков в пруду! Правда, в первый и последний раз в жизни, но поймал немало, мы зажарили их и съели с аппетитом. Сестра Наташа и кузина Лена попробовали спать в палатке под шелковицей, но были напуганы тем, что сочные плоды ее всю ночь со стуком падали на палатку, оставляя темно-лиловые следы.
Папа привез с собой лодочный мотор и, к нашей великой радости, катал нас по Ольшанке, притоку Днепра. Часто мотор глох из-за намотавшихся на него водорослей, и мы просили кузину Лену молить новозеландского бога. Дело в том, что Ленин папа, брат моей мамы Дмитрий Ильич Гулевич, был мастером спорта по дзюдо, автором учебника на эту тему, полковником и международным спортивным судьей. Он только что вернулся из Новой Зеландии и привез Лене зеленого пластмассового божка маори на шею. Леночка молилась: “Тики-таки, тики-таки, Йокагама, Нагасаки, Кобе, Нара, хой!” Мы с сестрой с умным видом повторяли, и… мотор оживал! Чудо какое-то!
Папа написал портрет хозяйки нашей хаты бабы Василины, но он ей не понравился. Селянка молвила:
– У меня грязь на портрете тут под носом!
Папа отвечал:
– Это тень!
Однако таких тонкостей живописи хозяйка не понимала.
В Мошны приехали на лето и мои родственники Казанские: кузен Костя, профессор химии, его жена Альбина и сын Саша. Вместе ездили на пикник на пустынный песчаный остров.
Там же мы познакомились с удивительным человеком, Николаем Павловичем Кирьяковым, репатриированным из Харбина офицером Белой армии. Дядя Кока, светский лев и элегантный господин, сам был заядлым картежником и научил мою сестру игре в покер и бридж. Пожалуй, он стал первым представителем белой эмиграции, с которым я познакомился.
Нам так понравилось отдыхать на Украине, что два года спустя мы с большой радостью купили путевки в Дом творчества Союза художников в поселке Седнев под Черниговом. Именно в тех местах снимался первый советский фильм ужасов “Вий”. Я несколько раз заходил в ту самую церковь, под деревянными сводами которой летал гроб с панночкой в исполнении Натальи Варлей.
В Седневе произошло мое знакомство с Соней и Митей Тугариновыми, детьми известного скульптора Софьи Георгиевны Тугариновой, большинство работ которой сегодня находится в Йошкар-Оле. Софья Георгиевна была автором множества “кормильцев”, то есть скульптурных изображений Ленина, за право лепить которого боролись многие советские скульпторы-карьеристы. Митя пошел по стопам матери и тоже стал скульптором, а Соня, как и я, окончила постановочный факультет Школы-студии МХАТ, стала затем в Польше театральным художником с международной биографией и даже работала с Лоркой Мясиным, сыном знаменитого дягилевца Леонида Мясина.
Самым ярким воспоминанием о той поездке осталась ловля ночных бабочек в мужском туалете. Наловить их – это была часть летнего школьного задания по природоведению. Едва только начинало смеркаться, мы с Соней Тугариновой, вооруженные сачками, приходили в туалет и зажигали свет, на который тут же слетались толстые ночные бабочки и начинали судорожно колотиться о горящую лампочку. Но стоило свет погасить, как они моментально разлетались по стенам. В этот момент мы их и отлавливали, чтобы каждой прямо через сачок сделать укол нашатырем.
