– На …, на … и не ахай!
Я очень любил прогуливаться по Тверской, тогдашней улице Горького, заглядывая то в костюмерную Школы-студии МХАТ к моей любимой Татьяне Александровне Луниной, то в кафе-мороженое “Космос”… Настоящим декадансом было заказать три шарика мороженого со столовой ложкой ликера! Следующей точкой моего маршрута являлось ВТО и Центральный дом актера, тогда еще располагавшиеся на улице Горького. Там же размещался магазин ВТО, где помимо книг о театре, программок и открыток можно было приобрести грим, парики, накладные бороды и крем-пудру “Театральная” пяти тонов: белую, рашель, телесную, розовую и персиковую.
Руководил Домом актера Александр Моисеевич Эскин, а молодежной секцией заведовала моя подруга юности Люся Черновская, дочь героя Советского Союза. Она с большим энтузиазмом устраивала потрясающие вечеринки и творческие капустники, на которые собирался весь цвет актерской братии Москвы.
На одном из таких вечеров приглашенным гостем стала знаменитая целительница Джуна, которая после своего выступления оказалась со мной в одной маленькой узкой комнатке, служившей кабинетом Люсе Черновской. Пара диванчиков и торшер – всё, что в ней помещалось. Джуна была на пике славы, очень модно одета и эффектно накрашена. Ее постоянно слезящиеся глаза, в которые как будто накапали белладонну, были подкрашены зеленоватыми тенями, на щеках алели румяна. Я запомнил длинные пальцы Джуны, красивый маникюр… В какой-то момент она начала рассказывать собравшимся, как происходит процесс исцеления. Мы слушали ее, раскрыв рот. Джуна говорила о том, что целительству нельзя научиться, потому что это – прирожденный дар, и редкий человек может этим похвастаться. Она обвела присутствующих глазами, уставилась на меня, оробевшего, и заявила: “Вот вы, например, можете!” А потом встала и ушла.
Именно в ВТО мне посчастливилось лично встретиться с легендарной актрисой Софьей Гиацинтовой, выпускницей 1-й студии МХАТ, в те годы дамой сильно в летах, небольшого роста, с прямой спиной и элегантной укладкой коротких вьющихся седых волос. Она была автором нашумевшей книги воспоминаний и лучшей подругой актрисы Марии Успенской, Маручи, как называли ее соученики того же выпуска. Вместе с ними учились Ольга Бакланова и Григорий Хмара. И Хмара, и Бакланова, и Успенская стали эмигрантами. Свою подругу Гиацинтова видела только на экране, в фильме “Мост Ватерлоо” с Вивьен Ли в главной роли, где Мария Успенская играла роль русской директрисы балетной труппы.
Также в гостиной ВТО я познакомился с очень знаменитой балетной парой – Надеждой Павловой и Вячеславом Гордеевым. Они были любимцами публики и выглядели очень гармонично на сцене. Зная о моем увлечении стариной, Гордеев, в ту пору довольно состоятельный артист, попросил меня, семнадцатилетнего, помочь ему подобрать старинную мебель для их новой квартиры. Мы отправились в антикварный магазин на Фрунзенской набережной. Вячеслав очень придирчиво рассматривал весь ассортимент огромного магазина и в конце концов был разочарован. Оказалось, что он искал модную в 1970-е годы стенку, но… из карельской березы. Этот забавный эпизод мне запомнился на всю жизнь.
В ВТО при молодежной секции проводились иногда музыкальные вечера. Люся Черновская организовывала для молодых актеров, режиссеров и театральных художников такие развлечения, необходимые в этом возрасте. Такого понятия, как ночной клуб, в СССР не было, но существовали летние открытые танцплощадки и танцевальные вечера. Однажды я побывал на такой танцплощадке с живой музыкой в исполнении группы “Машина времени” во главе с Андреем Макаревичем. Они играли “В Париж он больше не вернется” и свой хит “Марионетки”. Вечер был удачным, я в брюках клеш и в сабо на платформах лихо отплясывал с Катей Масляковой и Леной Григорьевой, моими одноклассницами. А в ВТО живой музыки не было, но имелась пластинка группы АВВА, дико популярной в 1970-е годы. Я носил брюки банан из бордового вельвета и очень стильный свитер из американского трикотажа. Тогда это считалось невероятно модно, я славился своим юношеским гардеробом!
Моими закадычными товарищами тех лет были представители так называемой золотой молодежи. Мы слонялись по всей Москве и часто собирались у кого-нибудь на квартире, на “флэте”, как тогда было модно говорить, а была она у редких людей – большинство жило в коммуналках, где ни о каких сборищах не было и речи. Иногда заглядывали в просторную квартиру знаменитого поэта-песенника Леонида Дербенева, чья дочь Лена входила в нашу компанию. Между собой мы называли Лену “миллионщицей Дербеневой”, поскольку ее папа за сочиненные для кино и Аллы Пугачевой песни получал огромные гонорары, часть которых тратил на пополнение своей и без того внушительной коллекции французского стекла работы Эмиля Галле. Помимо этого он собирал большие старинные русские иконы из церковных иконостасов и изделия из серебра: на шкафу в одной из комнат, как на выставке, стояли серебряные пепельницы, вазы и какие-то фигурки царского времени. А страстью самой Леночки Дербеневой были кубики Рубика. Коллекция этих кубиков хранилась на том же шкафу, рядом с серебряными вазами отца. Поскольку эта головоломка тогда являлась настоящей редкостью, она с радостью дарила кубики своим товарищам.
Также в одном классе со мной училась красавица Настя Михальская – то ли дочка, то ли внучка видного архитектора сталинской эпохи. Жила она с родителями в двухэтажной квартире на улице Горького, куда однажды пригласила всех нас на вечеринку. Сумрачная квартира была вся заставлена павловской и александровской мебелью красного дерева, бронзовыми ампирными часами, а стены украшены старинной живописью пушкинской эпохи. Вообще, в советское время все квартиры состоятельных и интеллигентных людей обставлялись дворянской мебелью пушкинской поры. Только потом я понял, что революции случаются из-за зависти к чужому уровню жизни! Тогда мне казалось, что это самый роскошный дом, который мне довелось увидеть. Рядом с ним меркла даже огромная дача Таира Салахова в Нардаране на Каспийском море.
Многолюдные вечеринки часто устраивал у себя мой друг, поэт и эссеист Касьян Берендт, живший на улице Кибальчича в районе ВДНХ. Поскольку мама Касьяна часто уезжала на дачу, у него образовывалась свободная квартира, где можно было без проблем собраться большой компанией. Мы не курили, почти не выпивали и занимались в основном тем, что слушали запрещенную и недоступную музыку: Deep Purple, Led Zeppelin, Rolling Stones… Но особый восторг у всех вызывала рок-опера “Иисус Христос – суперзвезда”. Я выучил ее наизусть, знал абсолютно все партии и очень любил танцевать под музыку Уэббера.
Еще одним излюбленным местом нашей компании была квартира на Цветном бульваре, в которой жил известный в 1970-х годах персонаж по прозвищу Тин Бин. Стройный красавец, он был одним из лидеров московских хиппарей и обладал внешностью эльфа: кудрявые волосы, огромные глаза, изящные черты лица, тонкие руки… Воспользовавшись длительным отсутствием мамы, которая лежала в больнице, Тин Бин ежедневно устраивал в квартире вечеринки. Его подругой была красивая болгарка Ирэна, нам казавшаяся просто реинкарнацией Запада в те темные брежневские годы. Шутки и розыгрыши очень приветствовались. Однажды я переоделся в сгорбленную старушку, загримировался и позвонил Тину в дверь, пожаловавшись на шум в его квартире. Все гости пришли в ступор и предложили мне чаю, не узнали меня сразу и потом дико смеялись розыгрышу! Круглыми сутками там дым стоял коромыслом. За пару дней до выписки мамы из больницы Тин оглядел квартиру и пришел в ужас: по углам стояли пустые бутылки, пол был усеян осколками битой посуды, повсюду грязь… Настоящий хлев! Тогда Тин Бин позвонил мне как самому ответственному и самому хозяйственному из всей компании.
