Скажу больше. Мир движется по своей логике, на которую ни ты, ни я повлиять не можем. Все движение мира – это разъединение. Разъединение племен, народов, потом разъединение государств, разъединение общества, разъединение религий, разъединение соседей, разъединение сначала большой патриархальной семьи, потом разъединение самой семьи, теперь с Интернетом и развитием медицины разъединяется сам человек, он уже сам не знает, где он, где не он, где реальность, где иллюзия. Это – главное, и то, что пока оно не сильно коснулась этой убогой Тихвинки, ничего не означает, доберется обязательно. Это движение всего мира. Где здесь совесть, Иван? И никто лучше таких, как мы с тобой, не может временно объединять и адресно разделять, никто. Мы – авангард мировой логики, орудие истории.
Вся аномалия России заключается только в том, что ее исторический и природный опыт выживания связан с объединением. Но и она не может остаться в стороне от логики мира. Мне тут один пенсионер по фамилии Цапля на прощание привел слова кого-то из стародавних православных святых: «Демократия на земле – ад, на небе – Царствие». И что с тех пор поменялось? Ни-че-го! Логику и смысл мировой игры нельзя заменить совестью!
Когда весь мир окончательно разъединится, мы достигнем той точки, с которой когда-то все началось на заре человечества, тогда снова будет править миф и те, кто этот миф оберегает. Властвует тот и только тот, кто видит движение мира и возглавляет его! Я – вижу, иначе со мной не происходило бы то, что произошло, и не было бы в моих руках этого чуда, которое, честно говоря, нужно мне лишь на три месяца, понятно зачем! Ты со своей проснувшейся совестью двигаешься назад, ты устарел, не успев прозреть! А я сяду в седло власти. Ты будешь с теми, которые всегда просят, а я буду среди тех, кого всегда просят.
Кузнечко замолчал, выдохнул. Вгляделся в Ивана. На его лице была улыбка, словно все услышанное он давным-давно осмыслил и отверг.
– Бывай! – сказал Кузнечко, развернулся и пошел от черного прошлогоднего сена в сторону центральной улицы, чтобы выйти из деревни.
* * *
Кузнечко шел не оборачиваясь быстрым шагом по центральной улице к выходу из деревни, туда, где вдалеке виднелся дорожный указатель с названием населенного пункта.
Он никак не мог смириться с таким ударом со стороны давнего партнера, объективно понимая, что ему сложно будет быстро найти замену. Внутри у него все клокотало и рвалось к отмщению. Отмщение он почему-то видел довольно гуманным: послать Туристу личное приглашение на инаугурацию за размашистой собственноручной подписью. «Главное теперь, – просчитывал Кузнечко, – сдать подписи и уехать в Москву с бесценным мечом». Нужно было успеть хотя бы созвониться с основными держателями депутатских душ, с которыми он заключил сделки. Нужно было успеть встретиться с председателем избирательной комиссии, еще раз проконсультироваться, показать свою лояльность и уважение к этому продвинутому юристу, чтобы все прошло гладко.
Но не успел консультант окончательно переключиться на рабочие вопросы, как вдруг услышал рев двигателя на предельных оборотах, и из леса в сторону деревни вылетел чумазый внедорожник с цепями на колесах, весь в грязи и комьях земли с травой. Через секунду он узнал свой собственный джип, на котором верный Петрович привез его в Провинцию. Сердце радостно екнуло, Кузнечко остановился с улыбкой на лице и мыслью о том, что удача все-таки – его родная сестра.
Джип, словно узнал хозяина, радостно дернулся, переполз последнюю ямину и на полном газу полетел к Кузнечко.
– Василий Сергеевич! Слава богу, живой! Я всех на уши поставил, правда, мы вас совсем в другой стороне искали! – весело тараторил Петрович, сгребая шефа в охапку своими ручищами. – А еще Иван пропал, не дозвониться! Паракорские таксисты сказали, что в эту сторону пошел от трассы и ни слуху ни духу, а вы тут оба значит! Слава богу! Говорил, же что не надо к этой ведьме ходить! Ничего себе, крюк в семьдесят километров!
Петрович непривычно много болтал, что объяснялось, конечно же, его радостью. Вдруг он отвернул голову от Кузнечко и опять широко заулыбался, словно пританцовывая на месте:
– Вот и второй нашелся, абориген в армейских штанах! Иван, а ты-то почему сбежал? – Петрович протянул руку подошедшему Ивану и затряс ее.
Турист молчал, не смотрел на Кузнечко, но видно было, что он тоже очень рад Петровичу.
– Петрович, поехали обратно, время! – жестко сказал Кузнечко и пошел к забрызганной грязью дверце джипа.
Иван отошел и поднял руку, прощаясь с глядевшим на него Петровичем.
– А Иван? Вань, ты чего, здесь остаешься? – спросил растерянный Петрович, словно только обратив внимания, что «братцы-технологи», как он их называл, не смотрят друг на друга и не разговаривают.
– У него совесть проснулась, Петрович, ему с нами не по пути, он уволился. Поехали, – громко сказал Кузнечко у открытой двери автомобиля.
Петрович было развернулся к машине, потом, остановился, насупился и замер.
Кузнечко почувствовал, что его ждет плохая новость.
– Василий Сергеевич, раз такое дело, я тоже сразу скажу, пока не поехали… Я тоже увольняюсь. Тут водителей и военных много, и я вам из Москвы ребят могу посоветовать. Мне просто некогда теперь стало работать.
Кузнечко стоял как громом пораженный. Петрович, амбал с парой горячих точек и спортивным техникумом в анмнезе, который за рулем, в кабаках и на стрелках со своими клиентами потратил времени больше, чем за всю свою жизнь на книжки, этот увалень прямо сейчас, при Ежихине, подкладывает ему такую свинью.
– А у тебя что проснулось? – еле сдерживая гнев, спросил Кузнечко. – Тоже совесть? Ты ж кроме баранки и пистолета в жизни ничего не держал, ты на что жить-то будешь? Или тебя, может, кто из местных перекупил? Так ты скажи!
– Обижаете, Василий Сергеевич, вы же знаете, что я никогда и никого не предавал, – обиженным, но все равно добрым голосом сказал Петрович. – Я детишек тренирую в клубе. Сначала сам пошел размяться, потом одни, другие, я сам не пойму, чего они ко мне липнут. Директор клуба предложил тренером стать, сказал, что такого, этого… какого-то Песталоцци… в жизни не видел!
– Что-о-о-о? – Не веря своим ушам, переспросил Кузнечко. – Кем ты будешь работать?
– Детским тренером, Василий Сергеевич! Что ж мне, всю жизнь теперь на ваши умные рожи смотреть, мне тоже хочется пользу приносить. Знаете как приятно, когда к тебе родители подходят и спасибо говорят. Недавно одна мамка мне даже коробку конфет принесла. Мне же с детства конфет не дарили…
– Та-а-ак! А мамка, конечно же, одинокая и очень красивая! – Сказал умный и видящий Петровича насквозь Кузнечко.
– Красивая, – покраснев и опустив глаза, ответил Петрович. – А мне нравится с ребятишками, и деньги там особо не нужны, тренировок много можно взять, еда в столовой не дорогая, жить там же буду, во флигеле клуба. Вы уж меня извините, Василий Сергеевич, но я вас счас довезу, машину помою, повожу даже, пока вы замену найдете, и все…
