Павел Ибрагимович медленно кивнул, заинтересованно глядя на старичка в сюртуке. Чиновник пока еще переваривал информацию про «хитрого внучка».
– Здесь все как раз очень-очень просто: это для вашего же блага. Не надо вам пиариться, не положено. Вы чиновник, а не политик, вы часть машины власти, но не власть. Колесо от автомобиля не может возжелать рекламировать себя отдельно от всей модели, своего владельца и своего непосредственного предназначения. То, из-за чего вы вчера вечером страдали, ваша личная реклама не изменит. В политических целях вас и ваших коллег все равно будут выставлять козлами и в «зомбоящике», как вы вчера выразились, и в газетах, и в Интернете, и в речах Самого Главного. Давайте умнее сыграем, ну или просто не мешайте мне…
Павел Ибрагимович опять чувствовал себя раздетым, как будто его раздели при народе, благо народа не было. Он поежился, становилось жутковато, но интересно, как в детстве. Было приятно, что Авдий говорит именно ему такие интересные вещи, но смысл игры, в которую он уже ввязался, оставался непонятен. Павел Ибрагимович чувствовал, что его захватывает неведомая игра Авдия. А тем временем дверь в кабинет отворилась и вошел пузатый, хорошо одетый человек с маленькими быстро бегающими глазками:
– Сидр Матвеевич Бломберг, маленький бизнесмен и большой патриот. Позвольте войти в кабинет власти и порядка как в родимый отчий дом свой, дорогой Павел Ибрагимович! – громко и радостно прогремел на весь кабинет очередной посетитель…
Сидр Матвеевич Бломберг. Наш герой неоднократно слышал про этого городского бизнесмена, более того, он сам проживал в квартире, построенной его фирмой. Нормальный такой делец, толстенький, подвижный с вечно бегающими глазками, с острым, как говорят, языком и вечным резким запахом одеколона. Переживая всемирный финансовый кризис в масштабах своей отдельно взятой фирмы, Бломберг начал активно участвовать в правительственных программах. Говорят, что он неплохо вышел из кризиса за счет государственных денег на социальное жилье ветеранам, военным и сиротам. Про него ходили странные слухи, что обладает товарищ удивительным даром решать любые вопросы в любом кабинете мэрии – с помощью то ли гипноза, то ли черной магии, то ли каких-то специальных психологических приемчиков. Единственный человек, фирма которого смело начинала строительство до завершения всех процедур, согласования проекта и оформления земельных участков. Красавец, в общем, настоящая опора России!
«Или в области собрался строить, или на пьянку позвать хочет, – подумал Павел Ибрагимович. – Только я ему хрен помогу, пока он мне по гарантии вздувшийся до безобразных волдырей линолеум в детской не поменяет!»
Между тем Бломберг уже уселся в кресле напротив, закатил глаза на портрет за спиной чиновника, подобострастно вздохнул, перевел преданно-томный взгляд на Павла Ибрагимовича:
– Я познакомиться, долго вас не задержу. Понимаю, понимаю, сколько у вас дел и вопросов государственного значения, как сложно и трудно вам держать страну в единстве и в едином порыве модернизации всей России-матушки. Слышал о вас только хорошее, а народ-то – лентяи, а нашего-то брата бизнесмена порядочного все меньше и меньше…
От собственных верноподданнических чувств и слов Сидр Матвеевич начал заводиться в приступе государственного патриотизма, голос стал повышаться, одна рука легла на грудь, вторая – с ключом от неплохого, как понял чиновник, «мерседеса» – на стол. Павел Ибрагимович, вернее его язык продолжал хранить молчание. А посетитель продолжал:
– Исключительно мечтаю позвать вас на маленькое мероприятие, посвященное именинам моего крестника. Познакомимся поближе, закусим, ведь настоящие патриоты должны быть вместе, вы согласны со мной? Вокруг творится непонятно что, мир встал на уши, но мы, например, работаем абсолютно вбелую, абсолютно! Вы – чиновник, страж государства, так сказать, я – предприниматель, плачу налоги государству. И должен платить только ему, согласны, да? Помните, в девяностые какой бардак был? Но ведь справились, благодаря таким как вы и я, согласны со мной? Взгляд у вас какой-то грустный, надо отдыхать, дорогой Павел Ибрагимович, непременно отдыхать от трудов праведных! У меня отличный массажист, кстати! В общем, я не буду вас долго задерживать, приходите на именины крестника, там в спокойной обстановке и пообщаемся. Все, пойду. А вы, кстати, можете взять с собой кого пожелаете, семью, или кого из коллег.
Бломберг с улыбкой начал подниматься со стула и уже протянул, как старому знакомому, свою толстую волосатую руку Павлу Ибрагимовичу, как язык того начал издавать звуки. В этот момент туча закрыла солнце и по кабинету пробежала тень, а форточка окна громко хлопнула от сквозняка.
– А чего вы такие плохие дома строите, Сидр Матвеевич? Гастарбайтеров не оформляете, гарантийный ремонт не делаете. У меня вон в комнате линолеум на дыбы встал, сколько раз звонил, одни обещания.
Бломберг на секунду замер с протянутой рукой, затем медленно опустился обратно в кресло. Глаза на секунду стали жесткие и колючие, но на секунду. Затем он бросил взгляд за окно кабинета, ехидно улыбнулся и растягивая слова сказал:
– Понимаете, э-э-э, уважаемый Павел Ибрагимович, как бы вам это объяснить, э-э-э…
Бломберг изучал то пейзаж за окном, то лицо начальника комитета и не мог понять: вымогает тот взятку по-крупному или всего лишь намекает на халявную замену линолеума в квартире. Или он вообще просто необстрелянный дурак, наслушавшийся речей про борьбу с коррупцией и желающий выслужиться. Неприятное предчувствие закололо где-то в правом боку, в области печени. Так ничего и не разглядев в ясных васильковых глазах чиновника, Бломберг прибегнул к обычному приему:
– Слушайте, я к вам по-человечески, а вы «плохо строите»? Может, заедете ко мне в офис, а? Поглядите мои награды, дипломы с многочисленных выставок, где были такие люди! – Бломберг театрально поднял палец вверх и повысил голос: – Ты хоть понимаешь, что тут говоришь, нет? Слышь? А ведь за базар надо отвечать, надо отвечать, уважаемый, ты согласен со мной? Ты что думаешь, что Сидр Матвеевич последний человек? Вы все думаете, я только бизнесом занимаюсь? Вы тут что, считаете, что там я не в штате? – Бломберг на этих словах эффектно, как артист, перевел толстый волосатый указательный палец в окно, показывая на большое серое здание с той стороны проспекта. – Ты хоть понимаешь, что сам губернатор приезжал ко мне на открытие дома для пенсов. Еще есть вопросы, а, как? Че мы замолчали?
Павел Ибрагимович внутренне сжался в комок: «Мать моя женщина, – думал он, – ну на ровном месте проблемы создает, что за человек, тьфу, язык. Хоть бы он линолеум попросил заменить и замирился с этим прохиндеем, хоть бы замирился, елки-палки». Но язык продолжал свое черное для Павла Ибрагимовича, дело.
– Ну, раз вы мне угрожаете, я не пойду к вашему крестнику на именины и не познакомлю вас с Модестом. И наоборот, я прямо сейчас позвоню ему и скажу, чтобы он на пушечный выстрел не подпускал вас к своему телу, тем более не вздумал делать звонки в мэрию по вашим квартирам. Всего доброго.
Теперь в комок сжался Бломберг. Он, открыв рот, смотрел на чиновника и пытался понять, как он вычислил его интерес к Модесту Ивановичу. «Ах, пройдоха, как я повелся на его линолеум. Матерый волчара, матерый, надо что-то делать», – так думал Бломберг глядя на чиновника. Павел Ибрагимович между тем сам перешел в наступление. Железным и спокойным голосом он произнес:
