Политические партии и депутаты всех уровней были в ярости, сначала они безуспешно пытались объяснить населению, что, мол, вот это все мы, лично, проверьте. Затем они единогласным решением увеличили бюджет на свой пиар и попытались соревноваться с анонимной серой массой чиновников. А всенародно выбранный мэр Пупинска даже завел себе фотографа – симпатичную девушку в короткой юбке, снимавшую каждый шаг мэра на зависть коллегам. После того как в прессу попали фотографии мэра в обнимку с активистками движения «Ночные бабочки», сделанные по требованию шефа после седьмого торжественного мероприятия в день, девочку-фотографа уволили. Взяли мальчика. В конце концов партийцы и депутаты стали загадочно улыбаться и уходить от вопросов журналистов, посылая им через подмигивания и загадочные ухмылки сигнал о том, что они де, конечно же, тоже в теме с «анонимными чиновниками» и только долг перед своими партиями не позволяет им в этом признаться.
Один только бессменный со времен Леонида Ильича, но демократично переизбираемый лидер коммунистов Петрович брызгал слюной на немногочисленных митингах пенсионеров, которые после этих митингов обычно тайком заходили в церковь, чтобы поставить за упокой души вождя мирового пролетариата и заодно получить батюшкино благословение. Он доказывал на этих немногочисленных митингах, что все происходящее – происки власти и мировой закулисы накануне выборов, что кровопийцы не способны делать добро трудовому народу и надо быть начеку. Между тем сам Петрович не удержался от соблазна и позвонил, как он выражался, в ЖЭК. Покричав в 10:45 утра в трубку «Доколе!», после обеда он с удивлением увидел рабочих в оранжевых жилетках, которые устанавливали новый домофон на двери подъезда и вкручивали лампочки на лестничных площадках его бывшего обкомовского дома улучшенной планировки.
Дело в том, что периодически после долгих заседаний красного горкома с возлияниями и пением «Интернационала», в перерывах, так сказать, классовой борьбы, Петрович часто разбивал себе коленки в темном подъезде. А однажды был нещадно обруган тусующейся в подъезде молодежью его избирательного округа за то, что неуклюже попытался повязать пионерский галстук не совсем трезвому студенту филфака Анискину Ю.П. После всех этих оказий он, как черт ладана, боялся собственного подъезда: долго собирался с мыслями, глубоко дышал, чтобы казаться трезвым, и с великой осторожностью открывал дверь.
Бедолаги из партии власти пытались безуспешно провести поток решенных вопросов граждан и добрых дел через собственную приемную и даже взывали к партийной дисциплине своих членов из числа муниципальных и государственных служащих. Это не спасло их политический рейтинг, а традиционная критика со стороны народонаселения просто сдвинулась с привычных труб, подъездов, крыш, дворов и дорог на другие темы. Теперь «партию власти» общественность упрекала в напряженных отношениях с китайскими товарищами и американскими правозащитниками, в климатических катаклизмах и в проигрыше национальной сборной по футболу команде Папуа – Новой Гвинеи. Оппозиционный Интернет по-прежнему называл их дармоедами. Усилия прорежимных партийцев были тщетны, а непонятный, бесформенный и неуправляемый ураган безликого чиновничьего рвения закручивался с устрашающей силой. Чиновникам иногда казалось, что кто-то невидимой рукой обставлял их дела так, что вопросы решались быстро, взаимовыгодно, и, самое удивительное, без нарушения должностных инструкций, циркуляров и сроков рассмотрения.
Павел Ибрагимович чувствовал, что вся администрация работает на пределе своих возможностей. Начальники отделов требовали от начальников управлений увеличить штатное расписание, а начальники комитетов докладывали заместителям губернатора о невозможности подготовить отчеты в срок. Чиновников стала валить эпидемия переутомления и простудных заболеваний на фоне ослабленного иммунитета. Мелких служащих все реже замечали по выходным среди толп отдыхающих граждан с шашлыком и пивом. Многие чиновники стали бояться брать взятки, и даже Модест Иванович после вручения ордена начал задумываться о политической карьере, а посему с откатами теперь осторожничал. И только хорошее расположение духа на этом фоне самого губернатора удерживало столоначальников от повальных увольнений.
Павел Ибрагимович кожей чувствовал надвигающийся коллапс, но понимал, что остановить это уже не возможно.
Назар Соломонович Подмышкин
В один из рабочих дней наш герой… Нет, надо говорить «наш чиновник», ибо или герой, или чиновник, третьего не дано. В общем, наш чиновник присутствовал на очередном круглом столе, посвященном развитию муниципалитетов и культуре местного самоуправления. Апокалипсические и оптимистические доклады общественных организаций, подготовленные на гранты отечественных и зарубежных грантодателей, были скучны и традиционно бессмысленны до безобразия. В последнем перерыве, когда большая часть участников уже просочилась в гардероб, как сбегающие с последней лекции студенты, к Павлу Ибрагимовичу подошел один из журналистов и предложил распить с ним по чашечке кофе.
– Лучше пива – сказал Павел Ибрагимович, посмотрев на часы – на работу сегодня уже не вернусь.
Они прошли в буфет, заказали пиво и фисташки. Павел Ибрагимович сел и о чем-то сразу задумался. Журналист кашлянул для приличия, наклонился к нему и сказал:
– Назар Соломонович…
– Что? – встрепенулся Павел Ибрагимович
– Назар Соломонович Подмышкин, журналист демократической оппозиционной интернет-газеты «Новости Икс», политический эксперт, социолог, культуролог, публицист и правозащитник, наверняка вы обо мне слышали.
– Не-а, я не по политике, это другое ведомство, – лениво ответил Павел Ибрагимович.
Подмышкину стало как-то неприятно внутри, но он решил не подавать виду:
– Я давно за вами наблюдаю. Вы ведь не муниципалитетами занимаетесь, хе-хе-хе, я ж понимаю.
– Не муниципалитетами? А чем же?
– Вы же входите в это тайное общество чиновников и вы там далеко не последний человечек, – игриво хлопнув по плечу чиновника, закончил Назар Петрович с широкой, в половину маленького лица, улыбкой.
– А вам не кажется, что все вокруг сейчас только тем и занимаются, что строят фантастические версии о причастности нашего брата к этому, кхм, ордену пера и ноутбука?
– Кажется, но я знаю точно, и хотел бы с вашей помощью выйти на руководителей подпольной организации. Поверьте мне, благодарность будет соответствующей, от всей души и всего цивилизованного сообщества.
– Зачем вам на них выходить? – Павел Ибрагимович почувствовал покалывание в языке, это означало, что Авдий заинтересован разговором, а рабочий день еще не закончился.
– Ну, поймите, я же журналист, я хочу первым об этом написать… Ладно, по глазам вижу, что не верите, буду с вами откровенен, так сказать. Дело в том, что вся эта история кем-то мастерски режиссируется, я нюхом чую! И самое главное, что не понятно, на чью политическую мельницу, так сказать, польется вода.
– А если ни на чью?
– Полно вам, батенька, хе-хе-хе, по-олно! Вы ж понимаете, вы лишаете хлеба все партии, так сказать, они вас ненавидят, моя тоже, между прочим. Ваша тайная контора лишает общество политики, вы ж и так выборы превращаете в непонятно что! Более того, рано или поздно вы начнете мешать губернатору, о нем и так уже говорят меньше, чем о вас, а за это по головке не погладят.
