– Собирай людей, сержант. Нужно выяснить, что с батальоном.
– Да нет больше батальона, товарищ капитан. Не удивлюсь, если мы одни и остались.
– Нет, сержант, не одни. Кто-то подал команду «Воздух!», а потом стрелял по самолетам. Сначала из противотанкового ружья, а потом из пулемета. Думаешь, немец просто так в сторону поля отвернул? – кивнул капитан на перепаханную полосу земли, – достали его наши, вот и ушел с боевого курса. Нужно проверить.
Щеглов с трудом поднялся на ноги – голова все еще сильно кружилась.
– Есть проверить, товарищ капитан, – немедленно отозвался Игнатов, – только, разрешите, я сам. Вам худо еще. Посидите здесь, я мигом все сделаю.
– Отставить, – качнул головой Щеглов, отчего она отозвалась новой волной боли, – ты бери людей и двигай на правый фланг. Насколько я помню, бомбы их тоже только краем зацепили, а может, и вообще мимо легли. От артиллерии им, правда, изрядно перепало, но там кто-то наверняка выжил. Оказать помощь и доложить.
– Есть!
– А я к штабу пойду. Посмотрю, что там осталось, и кто по самолетам бил.
* * *
Когда в воздухе перестали свистеть осколки, мы выбрались из нашего окончательно развалившегося убежища. Дышалось с трудом – над землей на высоте полутора метров стелились пласты едкого дыма. В отличие от остальных людей Лиховцева, нам, можно считать, повезло – вблизи нашей позиции не упала ни одна бомба.
Оборонительная линия сводного батальона изгибалась дугой, левое крыло которой проходило по восточной опушке, а правое загибалось вглубь леса и перекрывало немцам путь к нашему лагерю и штабному блиндажу. Ведущий «Юнкерс» должен был нанести удар по правому флангу нашей обороны, а ведомый – по левому, но первый сбросил бомбы раньше времени, а второй смог поразить цель лишь частично. Тем не менее, вместе с артналетом этого оказалось достаточно, чтобы от двух сотен бойцов осталась жалкая горстка, и тем, кто выжил здесь совершенно ничего не светило.
– Отсюда нужно немедленно уходить, товарищ сержант, – обратился я к Плужникову. Через несколько минут немцы придут в себя и либо пойдут в атаку, что вряд ли, либо опять ударят из гаубиц. Еще одного такого налета нам не пережить.
Сержант ответить не успел. Из клубов дыма не слишком уверенной походкой вышел наш вчерашний знакомый – командир разведчиков капитан Щеглов. Лицо его было залито кровью, и выглядел капитан едва живым. Но как оказалось, внешний вид не вполне отражал истинную картину.
– Бойцы, – капитан остановился и окинул нас взглядом, – кто у вас старший? Доложите обстановку.
– Сержант Плужников, – ответил Иван, делая шаг вперед, – Со мной расчет противотанкового ружья из трех человек и раненый в руку красноармеец, прикрепленный к особому отделу. Из оружия имеем три винтовки, пулемет MG-34 и немецкое противотанковое ружье. Боезапас проверить еще не успели.
– По самолетам вы стреляли?
– Огонь вел расчет ефрейтора Нагулина, товарищ капитан.
– Танки тоже их работа?
– Их, товарищ капитан.
– Нагулин, шаг вперед.
Я выполнил команду.
– Ефрейтор Нагулин, от лица командования объявляю вам и вашим людям благодарность.
Я хотел было ответить по уставу, но капитан жестом остановил меня.
– Думаю, все, кто еще жив, обязаны этим вашей меткой стрельбе. Так что спасибо, ефрейтор. От меня лично, и от моих людей.
– Товарищ капитан, – я решил воспользоваться моментом, – наши проблемы далеко не закончились. Нужно срочно собирать выживших и прорываться на северо-запад, иначе нас опять накроют артогнем, и в этот раз не уцелеет никто.
– У нас приказ оборонять позиции… – начал капитан, но осекся и непроизвольно оглянулся вокруг.
– Нет больше позиций, товарищ капитан, – негромко ответил я, – и штаба, который мы должны были защищать, тоже больше нет. Есть чудом выжившие люди, которые еще могут послужить своей стране, если вывести их из котла, дать отдохнуть, вылечить тех, кто ранен, вооружить и направить в регулярные части. Более важной задачи сейчас у нас нет, и в ближайшее время не будет.
– Но ведь вокруг везде немцы! На поле не выйти – сразу срежут, в лесу тоже сильный заслон, мои люди проверяли, – возразил капитан, – мы не пройдем.
– Я пробью проход и буду держать его столько, сколько потребуется, а потом прикрою ваше отступление.
– Один? – недоверчиво переспросил капитан.
– Один. Только мне нужна винтовка и как можно больше патронов. И пусть кто-нибудь заберет ружье – оно может еще пригодиться.
– Скажи мне такое кто-то другой, – задумчиво произнес капитан, – я бы рассмеялся ему в лицо. Но тебе я почему-то верю, Нагулин. Ты – сможешь. Сержант, собирайте людей – будем готовить прорыв.
– Товарищ капитан, – неожиданно обратился к Щеглову Борис, – разрешите остаться с ефрейтором Нагулиным. Ему будет нужен второй номер для прикрытия с флангов.
Я хотел было возразить, но тут вмешался Плужников.
– Ты будешь третьим номером, боец, – жестко произнес он, – вторым буду я. Товарищ капитан, с вашего разрешения, я бы тоже остался. Пулемет в таком деле точно не помешает.
Щеглов колебался. Весь его опыт разведчика говорил о том, что те, кто останется прикрывать отход отряда – смертники. Но он смотрел в глаза Плужникова и Чежина, и видел в них решимость. Только это была не решимость людей, идущих на смерть, а вера в своего командира, который сможет решить задачу так, чтобы его подчиненные остались живы. Почему-то капитан не сомневался, что сержант не станет претендовать на роль лидера в этой тройке, тем более что он сам назвал себя вторым номером.
– Собирайте отряд, сержант, – повторил приказ Капитан, – За огневую поддержку прорыва и прикрытие отхода отвечает ефрейтор Нагулин. Пусть он и решает, кто останется с ним, а кто уйдет с нами.
Пока сержанты собирали уцелевших, я проверял выданную мне «мосинку» и патроны. Осечки в самый ответственный момент были мне совершенно ни к чему. Убедившись, что с оружием все нормально и отбраковав несколько патронов, я прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза.
Ситуация почти не изменилась. Немецкий батальон заблокировал подступы к лесу и отрезал его восточную часть от основного лесного массива. Нашей попытки вырваться через поле противник явно не ждал. Заслон с этой стороны выглядел довольно хилым, но вполне достаточным, чтобы парировать любой наш удар. Да и куда мы денемся в поле, даже пробившись через позиции немцев? Догонят и задавят огнем. Так что здесь немецкий командир все просчитал правильно, и основные усилия сосредоточил на том, чтобы не дать нам пробиться вглубь леса.
Немцы ничего не предпринимали уже минут двадцать, и это вызывало у меня закономерные вопросы. Понятно, что после того, как собственный бомбардировщик вывалил им на головы бомбы, немецкому командиру требовалось время для приведения своей части в порядок, но артиллерии-то никто не мешал начать ровнять нас с землей. Конечно, нужно было делать скидку на скорость принятия решений и прохождения команд, которая в этом мире была не слишком высокой. И все же полчаса – многовато даже для этого уровня развития.
