Разгадка заминки, возникшей у противника, нашлась довольно быстро. Достаточно было лишь уменьшить масштаб и посмотреть на общую картину битвы в окрестностях Умани. Шестая армия генерал-лейтенанта Музыченко предприняла очередной контрудар с целью улучшить свое критическое положение. Поначалу ей сопутствовал успех, и передовым отрядам удалось захватить несколько деревень и пару важных высот. Под раздачу попали горные егеря и сто двадцать пятая пехотная дивизия вермахта, чья артиллерия как раз и должна была отрабатывать заявку на удар по нашему лесу. И теперь батареи легких и тяжелых гаубиц были под завязку завалены требованиями соединений и частей, отбивающихся от атак русской пехоты, поддержанных немногими оставшимися в распоряжении Музыченко танками. Естественно, командование дивизии задвинуло в дальний угол заявку на уничтожение прочно заблокированной и уже изрядно избитой группы то ли диверсантов, то ли окруженцев, и сосредоточило усилия на более важном деле.
Как бы то ни было, долго затишье продолжаться не могло. Немецкий пехотный батальон, пусть и понесший какие-то потери в предыдущих боях, все равно оставался очень серьезной силой. Перейди противник в решительную атаку прямо сейчас, и шансов бы у нас не было. Но немецкому командиру, видимо, очень не понравилась судьба танкистов и летчиков, и он осторожничал. На самом деле, в его распоряжении имелись кое-какие средства для того, чтобы устроить нам веселую жизнь даже без привлечения артиллерийской поддержки. Помимо девяти пехотных минометов, которые должны были у него наличествовать по три штуки в каждой роте, батальон располагал восемью более тяжелыми минометами калибра восемьдесят миллиметров. Опытный расчет мог выпускать из этого оружия до пятнадцати мин в минуту. Да, после утреннего боя рассчитывать на полный боезапас не приходилось, но кое-что наверняка еще осталось, так что немцы должны были вот-вот начать. Конечно, такой плотности огня, как артиллеристы и авиация они обеспечить не могли, но сидеть даже под таким обстрелом мне очень не хотелось.
– Нагулин, сейчас немец будет нас долбить из минометов, – услышал я голос капитана. Щеглов тоже умел заглядывать вперед и боевой опыт имел немалый, так что мы с ним пришли к практически одинаковым выводам. Нужно начинать прорыв прямо сейчас, тогда они побоятся зацепить своих. Как ты собираешься пробивать проход в их боевых порядках?
– Товарищ капитан, – поднялся я, – сколько у вас людей?
– Пятнадцать человек. Из них трое не могут идти сами. Если будем ползти – придется их тащить на плащ-палатках, ну а потом нести на носилках.
– Я займу позицию вон там, за поваленным деревом, и буду стрелять в общем направлении на северо-запад. Вам нужно подползти как можно ближе к немецкому оцеплению, но своего присутствия не выдавать. По моему сигналу сержант Плужников даст короткую очередь из пулемета над вашими головами. Это значит – пора. Ползите вперед, а я не позволю немцам закрыть брешь. Дальше – по обстановке. Мы постараемся притянуть внимание противника к себе, чтобы вы могли спокойно уйти.
– Хорошо, Нагулин, я на тебя надеюсь. Ложись!
Свист первой серии мин нарушил установившуюся было тишину. Фонтаны земли поднялись на пустых сейчас позициях у опушки леса. Кроме троих неплохо укрытых наблюдателей там в данный момент никого не было.
– Это даже неплохо, что они начали обстрел – значит, прямо сейчас не полезут, и какое-то время у нас есть. Товарищ сержант, нам пора на позицию. Чежин, за мной!
До немецкой цепи отсюда было метров четыреста, и немцы чувствовали себя достаточно уверенно. В лесу стрелять на такие дистанции крайне сложно, если конечно, тебе не помогают в прицеливании высокотехнологичные устройства.
Выстрелы я старался подгадывать под разрывы немецких мин, все еще перепахивавших наши оставленные позиции, поэтому точно определить, откуда ведется огонь, немцам было сложно. Они, вообще, отреагировали не сразу. Только после того, как третий солдат ткнулся лицом в землю, их товарищи заметили неладное и открыли беспорядочную стрельбу.
Я подал знак Плужникову, и он дал несколько коротких очередей в сторону противника. Его задачей было обозначить свою позицию и спрятаться. Несколько трассирующих пуль выдали местоположение сержанта, и немцы сосредоточили на нем огонь. Пулемет – главный враг. Этот стереотип пехоты прочно сидел в мозгах немецких солдат, и они заглотили наживку.
Позицию для Плужникова я выбрал метров на сто ближе к противнику, и немного левее того места, где засел я сам. Сержант спрятался за высоким пнем и стволом дерева, недавно поваленного разрывом тяжелого гаубичного снаряда. Я надеялся, что немцы сосредоточат внимание на нем, и еще какое-то время будут считать, что все их потери связаны именно с этой огневой точкой. Чежин тоже просился туда, но его я отправил смотреть за тылом. Люди капитана Щеглова покинули свои наблюдательные позиции и сейчас, наверное, уже присоединились к медленно продвигающемуся вперед отряду, ожидающему моего сигнала на прорыв.
Я не просто так отослал подальше Чежина и Плужникова. Моя тактика требовала оставаться необнаруженным как можно дольше, а винтовка имеет свойство громко бабахать при выстреле и, главное, производить яркую вспышку. Поэтому мне пришлось выбрать полностью зарытую позицию в довольно плотных лиственных зарослях, откуда обычный человек ничего бы никогда не увидел, будь он хоть десять раз охотником и рыболовом в стопятьсотом поколении. Ломать своим товарищам мозг окончательно и порождать ненужные вопросы в мои планы не входило.
Наибольшее опасение у меня вызывали ствольные гранатометы, которых немецкие солдаты имели на вооружении довольно много. Эти небольшие тридцатимиллиметровые мортирки насаживались на ствол винтовки Маузера и с помощью специального холостого патрона выбрасывали осколочную гранату на расстояние до двухсот пятидесяти метров. Мне совершенно не хотелось, чтобы они накрыли такими подарками позицию сержанта. Конечно, в лесу на максимальную дальность стрелять из такого гранатомета было крайне непросто, но опасность он все же представлял немалую. Поэтому я выдал задание вычислителю выделять для меня гранатометчиков, как приоритетные цели.
Schiessbecher («стреляющая чаша») или Gewehrgranatengerät («мортирка для винтовочных гранат») – дульный гранатомёт, использовавшийся солдатами Вермахта на полях сражений Второй мировой войны. В данном варианте установлен на винтовку Mauser 98k (Маузер 98k).
Плужников, выполняя мои инструкции, продолжал изредка постреливать короткими очередями, практически не высовываясь из своего укрытия. Ствол перед ним уже был нашпигован пулями по самое некуда, но пока сержант находился за ним в относительной безопасности.
Первого солдата со ствольным гранатометом я засек уже через пару минут после начала операции. Для выстрела по позиции сержанта дистанция все же оказалась великовата, и немец осторожно пополз вперед. Давать ему возможность выстрелить я не собирался, и как только прицельный маркер мигнул зеленым, нажал на спуск.
