Минут через двадцать немцы прекратили преследование. Двигаться с моей скоростью в таких условиях они не смогли, да и ночной лес – не самое комфортное место для прогулок, особенно когда из кромешной тьмы регулярно прилетают русские пули. Моей основной проблемы это, однако, не решило – я так и остался в том гиблом месте, которое так стремился покинуть, причем остался один. Впрочем, один ли? Что это за небольшая отметка, пробирающаяся от южной опушки вглубь леса? И ведь не боится, идет достаточно уверенно. Я усмехнулся про себя, осмотрел глубокую царапину на плече и неспешно зашагал навстречу неожиданному гостю.
Глава 10
– Нагулин, слоняра недоделанный! Это ты там ветками хрустишь? – услышал я приглушенный голос сержанта Игнатова со стороны завала из двух упавших друг на друга деревьев.
– Я, товарищ сержант. Выходите, нет тут кроме нас никого. Немцы утра ждут, чтобы начать лес прочесывать.
– Меня капитан Щеглов за тобой послал, – пояснил Игнатов, – Как стрельба за нашими спинами началась, сразу понятно стало, что это ты немцам палки в колеса втыкаешь. Тут мне товарищ капитан и говорит: «запомни, сержант, встречаемся в трех километрах за второй развилкой, той, что в лес ведет – Нагулин знает». Ты все понял?
– Понял, товарищ сержант. Мы перед началом операции по карте товарища капитана маршрут отхода планировали, так что куда идти я знаю. Теперь бы еще из этого леса как-то выбраться. Немцы вокруг на ушах стоят…
– Это только к лучшему, – усмехнулся Игнатов. – У них там сейчас забот выше крыши. Ты, похоже, убил всего нескольких солдат, зато раненых у них полно. И техника на дороге стоит побитая – один грузовик даже загорелся. Надо прямо сейчас уходить, а то потом они в себя придут, да и поле пересечь до рассвета можем не успеть. Направление только выбрать надо.
– Юго-запад, товарищ сержант, – чуть помедлив, чтобы свериться с данными с орбиты, ответил я, – Метров на триста правее той точки, где вы должны были меня подобрать. Судя по карте, там не так далеко до ближайшего перелеска, а он длинный и тянется почти в нужном нам направлении на несколько километров. День там пережидать, конечно, опасно, но если поторопимся, успеем еще до рассвета рвануть из него через поле на юг. Только когда к опушке выйдем, снова послушать надо – обстановка быстро меняется.
– Ну, веди, слухач. С грузовиком ты все точно определил. Надеюсь, и тут не оплошаешь.
Двигаясь к опушке леса, я не слишком переживал за успех нашей затеи. Сейчас мы с Игнатовым находились в заведомо лучшей ситуации, чем та, что имела место еще несколько часов назад. У нас на руках не было раненых и нас не задерживали неопытные плохо подготовленные бойцы, не способные выдержать длительный ночной марш. Зато каждый из нас умел что-то, что выгодно отличало его от большинства немецких солдат, неплохо обученных своим воинским специальностям, но никак не ночной ловле злых русских диверсантов.
Сержант Игнатов имел за плечами солидный опыт разведчика, то есть знал местные условия куда лучше меня, практически бесшумно перемещался по любой местности, неплохо стрелял, метал ножи и владел еще десятком мелких, но важных в своем деле умений. Ну а я давал ему в руки самое важное для разведчика преимущество – знание о местонахождении и силах противника.
– Нагулин, хорош ветки ломать! Носком проверяй сперва, куда ногу ставишь. Кто тебя учил так по лесу ходить?
– А надобности не было, товарищ сержант, – сосредоточенно ответил я, пытаясь внять совету бывалого человека – сначала ощупывать поверхность носком ботинка, и только потом наступать на нее всем весом, – Я зверей все равно слышу раньше, чем они меня.
В результате моих упражнений скорость движения резко упала, и Игнатов досадливо махнул рукой, мол, иди, как шел, пробухтел себе под нос что-то невнятное про слонов, посуду и лавку и двинулся дальше.
На опушке мы остановились, и я еще раз внимательно проверил, что творится вокруг. Ситуация почти не изменилась. Немцы, правда, уже более-менее справились с изначальной неразберихой, наладили эвакуацию раненых и сейчас лихорадочно восстанавливали цепь опорных пунктов и патрулей, но до нашего участка руки у них пока не дошли, так что мы имели дело лишь с малочисленным секретом в сотне метров от нас, и пулеметной точкой, расположенной еще дальше. Оттуда регулярно взлетали осветительные ракеты, но высокая трава не давала немцам обнаружить наши перемещения. Здесь сержант полностью взял управление нашим движением на себя, и я лишь механически выполнял его команды: «Замри!», «Вперед!», «Голову не высовывай!», «Ниже задницу, салага!».
Мы довольно быстро преодолели поле, правда, промокли при этом насквозь, но, наверное, это был не худший из возможных вариантов. По перелеску шли быстро, поскольку Игнатов опасался, что до рассвета мы не успеем пересечь открытую местность и добраться до крупного леса, куда уходила южная дорога, и где нас должен был ждать отряд.
Ситуацию усложняло наличие на нашем пути довольно большого села, естественно, занятого немцами. Лезть туда мы, конечно, не собирались, и пришлось давать изрядный крюк, чтобы обойти это опасное место. К рассвету мы с сержантом отмахали километров двадцать, что после боя и почти суток без сна оказалось непросто даже для меня. Игнатов же держался исключительно на силе воли, не желая показать младшему по званию, что еще чуть-чуть, и он просто упадет на землю. Я видел состояние сержанта, но ничем помочь ему не мог. Оскорблять опытного разведчика предложением понести что-то из его снаряжения я не стал, а остановиться в поле на привал означало дождаться рассвета на открытом месте. Но мы все-таки дошли. Не до того леса, куда стремились, но до небольшой поросшей кустарником и молодыми деревьями возвышенности, с которой уже был хорошо виден нужный нам лесной массив.
Чернота ночи начала отступать, и идти дальше мы не рискнули. Я заверил сержанта в том, что на нашем холме мы одни. Возражать у Игнатова уже не было сил, и мы стали устраиваться на дневку. Без возражений приняв мое предложение подежурить первым, сержант завернулся в плащ-палатку и мгновенно отключился. Я привалился к стволу сосны, уселся так, чтобы сержант, если проснется, увидел меня не сразу, настроил вычислитель на условия экстренного пробуждения и тоже закрыл глаза. Спать хотелось отчаянно, и не воспользоваться моментом я не мог.
Игнатов проснулся через четыре часа. Он заворочался, оглядываясь, и лишь секунд через пять увидел меня за сосновым стволом.
– Отдохнули, товарищ сержант? – поприветствовал я Игнатова.
– Нормально все. У своих отоспимся. Давай теперь ты – моя очередь на пост заступать. До темноты еще пару раз смениться успеем.
Я расправил плащ-палатку, завернулся в нее и устроился поудобнее, насколько это оказалось возможным с учетом сырой одежды и каменистой почвы. Спать мне уже не хотелось, и я решил мысленно подбить результаты моих первых дней на войне. Результаты эти меня совершенно не радовали. Как я ни готовился к встрече с местными реалиями, выглядел я здесь совершенно чуждым элементом, и терпели меня окружающие лишь в силу совершенно экстремальной ситуации и моей явной полезности для выживания в ней. Наиболее острые вопросы мне старались не задавать, откладывая их на более спокойные времена, которые все никак не хотели наступать. А между тем мелкие нестыковки, а временами и крупные ляпы в моем поведении и высказываниях копились, превращались в тяжелый снежный ком и грозили обрушиться на меня сразу же, как только для этого появится хоть малейшая возможность.
