Восемьдесят седьмые шли уверенно. Генерал Музыченко не сомневался, что в качестве целей немецкая пехота, обороняющая Владимировку, укажет им только что захваченные советским батальоном высоты. Оставлять эти позиции в руках красноармейцев противник точно не захочет, и после удара обязательно предпримет контратаку.
– Вот гады, – тихо произнес Соколов, – мы за эти высоты столько людей положили, и все зря.
Музыченко промолчал. Противопоставить немецким пикировщикам батальон мог лишь огонь винтовок и пулеметов, эффективность которого при атаке «лаптежников» была крайне низкой – не умела пехота стрелять по таким целям. Да и пулеметов у окруженцев осталось мало, как, впрочем, и стойких бойцов, способных не дрогнуть и продолжать стрелять, когда на них с неба валится завывающая смерть.
«Юнкерсы» снизились до трех километров, зашли на цель и один за другим перевернулись через крыло, входя в почти отвесное пикирование. Их характерный вой был слышан даже на командном пункте.
В качестве первой цели немецкие летчики выбрали высоту двести четырнадцать. Огонь по пикирующим бомбардировщикам оттуда почти не велся. Психологический эффект от предыдущих налетов немецкой авиации был столь велик, что красноармейцы предпочли упасть на дно окопов, которых немцы нарыли вокруг вершины холма вполне достаточно, и попытаться переждать бомбежку там, положившись на удачу. А вот с высоты двести двадцать семь по самолетам кто-то стрелял, причем генерал даже не сразу понял, из какого оружия вели огонь. Для винтовок и пулеметов расстояние до целей было слишком большим, да и не могла винтовка давать такую вспышку, а зенитных пушек там не было, это Музыченко знал совершенно точно. Кроме того, низкий темп стрельбы говорил о том, что используется какое-то однозарядное оружие.
В общем, сначала генерал лишь краем сознания отметил, что по «Юнкерсам» кто-то все же пытается вести огонь, но когда первый бомбардировщик так и не вышел из пике, а вместо этого воткнулся в подножие холма и исчез в яркой вспышке взрыва, Музыченко удивленно перевел взгляд на точку, откуда неизвестный стрелок продолжал посылать в небо пулю за пулей. Правда, к сожалению, стрелял он слишком редко – раз в пять-шесть секунд.
Второй пикировщик, несмотря на гибель ведущего, с курса не свернул и бомбы сбросил точно. На вершине холма поднялись фонтаны земли, а вражеский самолет вышел из пике и с разворотом ушел куда-то за Владимировку. Генерал не сомневался, что просто так немец не уйдет – обязательно снова наберет высоту и сделает второй, а потом и третий заход. Вот только цель у него теперь будет другая.
Третий «лаптежник» начал выход из пике явно раньше, чем следовало. Бомбы он сбросил, но у Музыченко возникло ощущение, что пилот просто избавился от взрывоопасного груза, во всяком случае, все взрывы прогремели где-то в стороне от холма. Сам же самолет тяжело выровнялся и с видимым трудом потянул низко над землей куда-то в западном направлении. Его двигатель сбоил и оставлял в небе отчетливый темный след.
Последний пикировщик выполнил сброс бомб практически идеально. Вся вершина двести четырнадцатой высоты покрылась султанами взрывов, а немецкий пилот, выведя машину из пике, повторил маневр второго бомбардировщика, начав набор высоты для следующего захода на цель.
На несколько минут над Владимировкой установилась хрупкая тишина. Немцы не стреляли, ожидая окончания работы своих бомбардировщиков. Красноармейцы тоже прекратили атаку, ограничившись занятием высот. Но длилось затишье недолго.
Оба оставшихся бомбардировщика поднялись до трехкилометровой высоты и вновь с переворотом вошли в пике. На этот раз они атаковали высоту двести двадцать семь, откуда вел огонь стрелок, сбивший одного их товарища и повредивший самолет другого. Вряд ли пилоты «лаптежников» заметили, откуда по ним стреляли. Скорее, эта высота изначально была второй их целью.
Теперь ситуация изменилась. В отличие от двести четырнадцатой, высота двести двадцать семь совершенно не собиралась сдаваться без боя и безмолвно ждать, когда на нее посыплются бомбы. Сначала Музыченко увидел знакомую вспышку – по атакующим «Юнкерсам», вновь открыл огонь неизвестный стрелок, а через пару секунд высота взорвалась треском выстрелов из стрелкового оружия. У пехоты не было трассирующих пуль, и об эффективности огня генерал мог судить только по поведению бомбардировщиков. Первый «лаптежник» свернул с боевого курса, и его закрутило в каком-то странном спиралевидном штопоре. Самолет совершил вялую попытку выйти из пике, но от этого стало только хуже – одно из его крыльев надломилось посередине, и дальше полет бомбардировщика стал полностью неуправляемым. Он упал в лес метрах в трехстах за высотой и оттуда поднялся столб огня и дыма.
Последний немец не стал испытывать судьбу. Он видел, что произошло с его товарищем, и имел некоторый запас высоты, чтобы выйти из пике вне зоны досягаемости пулеметного огня. Надо отдать должное пилоту люфтваффе – даже в этой ситуации он попытался выполнить задачу, сбросив бомбы с двухкилометровой высоты, но эта попытка оказалась не слишком удачной – прямых попаданий он не добился, а от осколков красноармейцы были неплохо защищены окопами полного профиля. «Лаптежнику», похоже, удалось избежать повреждений, и он быстро скрылся на северо-западе.
– Ты такое когда-нибудь видел, комдив? – повернулся Музыченко к Соколову.
– Нет, товарищ командарм, не приходилось.
– Прикажи привести ко мне все то подразделение, которое захватило двести двадцать седьмую во время нашей атаки. И укрепите высоты. Сейчас немцы начнут долбить их артиллерией, а потом пойдут в контратаку.
* * *
На этот раз забирать у нас оружие никому в голову не пришло. Бойцы шестой армии, успевшие подняться на наш холм, вместе с нами отражали налет немецких пикирующих бомбардировщиков, и когда отделение красноармейцев под командой лейтенанта НКВД прибыло за нами, мы уже успели пересидеть в окопах артналет и отбить первую немецкую атаку, бывшую, скорее всего, просто разведкой боем.
– Кто командовал отрядом, отбившим у немцев высоту? – требовательно спросил лейтенант.
– Капитан Щеглов, – вышел вперед наш командир.
– Лейтенант Парфенов, – представился энкавэдэшник. – У меня приказ комдива Соколова сопроводить вас и ваших людей к генерал-лейтенанту Музыченко.
– Ведите, лейтенант.
– Сначала прошу ваши документы, товарищ капитан.
Щеглов молча протянул лейтенанту офицерское удостоверение.
– Сто тридцать девятая стрелковая дивизия, – прочитал вслух Парфенов, едва заметно насторожившись. – Ваши люди тоже оттуда?
– Только четверо. Остальные присоединились к нам в процессе выхода из окружения.
– Мы все еще в котле, – напомнил лейтенант. – Прошу за мной, товарищ капитан. Стоп, а это еще что такое?
– Это пленный бомбардир-стрелок «Юнкерса-88», – пояснил капитан, – захвачен нами при отходе из лесного массива, где оборонялись остатки частей сто тридцать девятой дивизии.
