– Что это? – спрашивает Манфред. – Что означают эти цифры?
Ханне недоуменно смотрит на свою руку, словно никогда раньше ее не видела. Словно перед ней не рука, а странный зверек, который пробрался в палату и улегся у нее на коленях.
– Не знаю, – произносит она. – Понятия не имею.
Мы сидим в кухне с врачом по имени Майя – моей ровесницей. Ее длинные светлые локоны падают на плечи. Майя напоминает мне одну из тех девушек, на которых я хотела быть похожей в юности, – миниатюрных, изящных, сахарно-сладких – полная противоположность мне. Под белым халатом – джинсы и розовая футболка. На груди синяя табличка с надписью «доктор», из кармашка торчат ручки.
В кухне два холодильника, посудомоечная машина, круглый стол и четыре табурета из фанеры. Посреди стола – пуансеттия в пластиковом горшке. Между листьями воткнута табличка с благодарностью.
Медсестры то и дело заходят, достают что-то из холодильника и бесшумно исчезают в коридоре.
– Она поступила к нам с переохлаждением и обезвоживанием, – сообщает Майя, наливая молоко в кофе. – Пациентка была только в тонкой блузке и джинсах при нулевой температуре.
– Без куртки? – удивляется Манфред.
– И без ботинок.
– Она что-то рассказала? – спрашиваю я.
Майя собирает светлые волосы в узел на затылке. Поджимает губы и картинно вздыхает.
– Она ничего не помнит. Антероградная амнезия. Это когда человек ничего не помнит после определенного момента. Сперва мы думали, что у нее черепно-мозговая травма, но этот диагноз не подтвердился. Внешних повреждений головы не было, а рентген не показал внутренних изменений. Но это не стопроцентно точно, поскольку только сделав рентген в течение шести часов после травмы головы можно увидеть все внутренние кровоизлияния. А она поступила к нам намного позже.
– Могло что-то напугать ее настолько, что она все забыла? – спрашиваю я.
Майя пожимает плечами и делает глоток кофе. Скривившись, отставляет чашку в сторону.
– Сорри! Кофе здесь просто мерзкий. Ты имеешь в виду, могла ли потеря памяти произойти из-за психологической травмы? Все может быть. Это не моя область. Но нам кажется, что тут мы имеем дело с деменцией. Возможно, усиленной травматичным событием. У Ханне проблемы с краткосрочной памятью, но она прекрасно помнит события из прошлого.
– Можно ли проверить ее медицинский журнал? – продолжаю я.
– Вы имеете в виду карту, которую ведет ее врач? Мы не можем заказать ее без согласия пациента. Таков закон. Впрочем, Ханне дала свое согласие. Но, к сожалению, она не помнит, кто и где ее наблюдает. А ведь это может быть бумажная карта.
Манфред прокашливается. Теребит щетину на подбородке.
– У Ханне были проблемы с памятью, – тихо говорит он.
– Да? Ты ничего не говорил, – удивляюсь я.
Он ерзает на табурете. Видно, что ему не по себе.
– Я не думал, что это так серьезно. Петер как-то упомянул об этом, но я решил, что она просто забывчивая, не думал, что у нее на самом деле деменция как диагноз.
Он теребит дорогие швейцарские часы на запястье. Его признание меня шокирует. Ханне что, принимала участие в расследовании, будучи больной? Как можно доверить человеку с деменцией решать вопросы жизни и смерти?
– Мы пока не знаем, чем вызваны проблемы с памятью, – дипломатично уточняет Майя. – Речь может идти как о деменции, так и о временной амнезии после физической или психологической травмы.
– Что теперь ее ждет? – спрашивает Манфред.
– Честно говоря, я не знаю, – отвечает Майя. – Социальная служба сейчас думает, где ее разместить, поскольку гериатрическое отделение переполнено. И ее состояние улучшилось, так что нет причин оставлять ее в больнице. По крайней мере, на мой взгляд. У нее проблемы с памятью, но физически она в хорошей форме.
– Память может вернуться? – спрашиваю я. – Это временное явление?
Майя грустно улыбается, отставляет чашку в сторону, сцепляет пальцы.
– Кто знает, – говорит она. – Все может быть.
Джейк
В школьном автобусе по дороге домой я сажусь рядом с Сагой. Никто больше никогда с ней не садится. Только я.
Мне нравится Сага.
Она не похожа на других. Не внешне, но внутренне. Словно она из совсем другого теста. Одновременно твердого и мягкого.
– Привет, – здоровается она и убирает розовую прядь с лица. Кольцо в носу поблескивает в сумеречном свете.
За окном поля. Километры и километры пахотной земли, ожидающей зимы. Местами лес. Скоро мы проедем бензозаправку на повороте шоссе, и за ней начнется густой лес, посреди которого стоит Урмберг.
Урмберг славится своим лесом. И захоронениями времен каменного века. Мы ездили на них смотреть на школьной экскурсии, но смотреть там особо нечего: круг, выложенный из камней, на холмике. Помню, я был разочарован, потому что ожидал увидеть руны, или бронзовые орудия, или что-то в этом стиле.
Сага берет меня за запястье. Меня словно пронзает током, щеки вспыхивают.
– Дай посмотреть, – просит она, переворачивает руку ладонью вверх, открывая написанные ручкой слова.
референдум
бланширование
конъюнктив
Эти слова я услышал на сегодняшних уроках по обществознанию, домоводству и шведскому.
– Погуглю вечером, – поясняю я.
– Как мило, – шепчет Сага и мечтательно жмурит глаза.
Когда она так делает, я вижу, что веки у нее накрашены розовыми тенями с блестками. Кажется, что кто-то измельчил драгоценные камни и кисточкой осторожно нанес на веки. Мне хочется что-то сказать, прокомментировать тени, провести по ним кончиком пальца.
Но я сдерживаюсь.
У меня перехватывает дыхание, когда Винсент Хан со всей дури шлепается мне на колени. Меня обдает запахом табака и мятной жвачки. Его лицо так близко, что я вижу редкую щетину, желто-белые угри и пушок на верхней губе. Кадык пульсирует на шее. Выглядит это так, словно он проглотил яйцо целиком. Взгляд полон ненависти. Не знаю, почему он так сильно меня ненавидит. Я никогда ничего ему не делал. Винсенту просто нравится меня ненавидеть. Это одно из его любимых занятий. Никого он не ненавидит так, как меня. Я – главный объект его ненависти.
Винсент стискивает мне руку.
– Чёрт, смотри, что этот гомик написал на руке! – вопит он. – Кон… конъюн… Это что еще за хрень? Это когда в жопу имеют?
Винсент зловеще ухмыляется. С задних рядов раздается смех. Я молчу, это лучшая стратегия. Рано или поздно он отстанет.
Винсент выпускает мою руку, встает, берет меня за шею и начинает бить лбом о переднее сиденье.
