И здесь Евтушенко ощутил себя на своей площадке и потому был точен: «С Эльбы!»
Для Никсона это непонятно, и он смотрит на Киссинджера. Тот, как-то отстраненно, не втягиваясь в разговор, дает справку: «Это река в Германии, где в мае 1945 года встретились американские и советские солдаты, освобождавшие Германию от нацизма».
И дальше Никсон излагает привычный взгляд американца на то событие: «С тех пор прошло столько лет, неужели люди помнят ту войну?»
Евтушенко знает что говорить: «У нас в стране трудно найти семью, где хотя бы один человек не погиб на той войне. Ваши ветераны каждый год встречаются с русскими ветеранами, но с каждым годом их все меньше. На этой войне мы потеряли 20 миллионов человек. Но думаю, больше».
В 1972 году это была официальная цифра потерь, через 15 лет эта цифра подошла к 27 миллионам.
Двадцать миллионов!
Эта цифра ошарашивает американского президента. «Это правда?» — вопрошает он. И снова смотрит на Киссинджера.
А тот подтверждает эту цифру. При этом всей своей мимикой он как бы говорит: «Ну, что тут скажешь… Не знает президент».
А Евтушенко безжалостно ведет эту тему дальше: «Хорошо бы вам увидеть в России Пискаревское кладбище в Ленинграде. Там хоронили умерших от голода во время блокады. Там похоронено более полумиллиона человек».
«Полмиллиона мирных граждан на одном кладбище!»
И поэт добивается своего: президент опускает глаза.
А потом Евтушенко советует американскому президенту прочитать книгу американского журналиста Гаррисона Солсбери о ленинградской блокаде. Затем будто спохватывается и говорит: «Ну, это большая книга. Лучше прочтите короткий дневник ленинградской девочки Тани Савичевой». Этот дневник заканчивается фразой: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».
Америка такой войны не знает. И слава богу. Но нашу боль должна почувствовать. И должна понимать тот комплекс трагедии войны, который преследует руководителей нашей страны. Донести такое понимание войны до американцев — это была сверхзадача для поэта из России. Он здесь стал самым мощным каналом коммуникации.
И когда Никсон выступал в Москве, он действительно начал со слова «Эльба», а потом говорил о своем потрясении, испытанном на Пискаревском кладбище в Ленинграде…
Потом был еще разговор: о молодежи, о культуре и искусстве, о театре на Таганке.
Евтушенко не просто рассказывает, он и просит американского президента: «Драматический театр на Таганке — это театр, пожалуй, самый смелый и в смысле содержания, и в смысле формы. Молодежь даже ночами стоит в очередях за билетами на спектакли. Его то и дело пытаются закрыть, и ваш приход в театр был бы высоко оценен теми в России, кто хочет открытого общества».
Чья это просьба: от ЦРУ, от КГБ?
А была еще одна просьба. Перед встречей поэта с президентом Альберт Тодд говорил Евтушенко: «Ты только что побывал во Вьетнаме и видел, что там происходит. Мы, американцы, устали от этой войны, мы проигрываем эту войну. И наши дети нам уже не верят. Скажи об этом президенту».
И получилось так, что Евтушенко не успел поднять эту тему в течение 75-минутной встречи с Никсоном. И сам был искренне огорчен этим. Но выход нашел. Он сказал Тодду: «Я не успел подписать в подарок президенту мою книгу “Краденые яблоки”. Сейчас я напишу несколько слов для него, где скажу о Вьетнаме. Ты сможешь вернуться и передать ее в секретариат».
И он по-английски написал на титульном листе: «Дорогой президент Никсон. Бог благословит Вас и Вашу семью, если Вы, наконец, остановите войну во Вьетнаме…»
Тодд сумел передать книгу президенту прямо в руки, и тот на ходу прочитал обращенные к нему строки.
Но приключения начались, когда Евтушенко вернулся в Москву. Во время таможенного досмотра в аэропорту «Шереметьево» у Евтушенко изъяли: фотографии беседы с президентом Никсоном с его автографом, записные книжки, 124 книги эмигрантских авторов на русском языке, признанными нелегальной литературой; полный комплект (82 тома) лучшего журнала эмиграции «Современные записки», подаренный ему библиотекарем конгресса Джеймсом Биллингтоном.
А что было дальше, Евтушенко рассказал в свое время писателю Соломону Волкову. Приведу его рассказ.
«Я показываю таможенникам удостоверение, что я член делегации. Они: “Это вы при себе держите! ” — и начинается шмон!..Четыре с половиной часа меня обыскивали. Четыре с половиной часа! Личного обыска не было, так чтобы залезали в карманы, тоже не было, но когда я пошел в туалет, дверь держали открытой — вы представляете?! Вышли… Жена Галя ко мне бросилась, она поняла уже, она опытный человек. Бросилась ко мне на шею и говорит — правильно совершенно: “Надо немедленно реагировать! ” И я написал письмо. Тут же. Написал, что я возмущен, потому что я выполнял свою миссию — выступал, представляя свою страну, высоко держал знамя советской литературы — и что я прошу вернуть все книги, которые есть уникальная редкость…
Я в письме в КГБ, как опытный Маугли социалистических джунглей, объясняю, что нас все время призывают изучать врага и поэтому мы должны знать то, что о нас пишут. Это история, которую нужно изучать. Поскольку часто, когда называют каких-то писателей, нам просто невозможно полемизировать, мы их совершенно не знаем…
Я, естественно, Бобкову написал — возмущенно, гневно — с требованием вернуть мои книги. И вдруг мне никто не отвечает! Я звоню — никого нету… Галя говорит: “Надо продолжать, нельзя просто так оставлять. КГБ заиграет это дело, а книжки хорошие”. Наконец, меня приняли. Не сразу, недели через три-четыре. Сказали, мол, изучаем это дело… В общем, вернули все книги, за исключением… анекдотов “Говорит радио «Ереван»”. За-чи-та-ли! И еще одну книжку не вернули. Это была книга Лидии Чуковской “Софья Петровна”… А “Современные записки” вернули, они у меня дома и сейчас находятся».
И была еще беседа с Бобковым. Я сказал: «Ну, зачем все это делать, зачем? Вы что, хотите, чтобы я родину больше любил? Да ее возненавидеть ведь могу за это!».
И Бобков мне говорит: «Евгений Александрович, что я — за всех людей, что ли, могу отвечать?»
Я спрашиваю: «Скажите, а как вы узнали, что у меня столько книг таких?» — «А вы оглядывайтесь, Евгений Александрович! У нас уже доносов на вас — некуда складывать. Вы все-таки прислушивайтесь, что вы говорите, с кем общаетесь!»
Раздраженно так сказал…
«Доносы на вас — складывать некуда…» Значимая фраза в устах генерала КГБ. А дальше предупреждение: думайте, с кем общаетесь, что говорите; одним словом, ваша эмоциональная натура должна научиться контролировать себя в советской среде.
Когда поэзия Евтушенко стала известна на Западе, в ЦРУ тоже были заинтересованы в продолжительных контактах его с американской публикой. И цель, которую преследовала американская политическая разведка, была в том, чтобы он, сблизившись с американской элитой и американской аудиторией, стал как бы частицей ее и доносил бы в своем творчестве и в своих выступлениях ее взгляды и настроения до советской элиты и массовой публики. И еще чтобы он проникся пониманием того, что место истинного поэта, интеллектуала — здесь, в Америке. Такова была игра американской разведки.
