Возможно, не станет.
Он взял ложку, зачерпнул из своей тарелки суп и поднёс ко рту.
И суп неожиданно оказался очень вкусным.
Филипп отправил в рот вторую ложку, ещё одну, ещё... а потом подцепил похожим на вилы прибором несколько грибов.
Когда же наконец к нему подъехали кексы, он взял сразу три.
Над головой принца закружил ворон, затем опустился рядом с ним и положил на пустую тарелку свою добычу – мёртвую мышь. Тут уж Филипп не смог ничего с собой поделать – он с ужасом уставился на застывший в беззвучном крике ротик мыши и окровавленное оперение ворона.
А ворон тем временем устроился возле своей тарелки и принялся деловито разрывать мышь на куски и глотать их.
– Прошу меня извинить, – сказала со своего конца стола Малефисента. – Не желаете ли мяса, принц?
Филиппа мутило от вида окровавленной тарелки и от ворона, отрывающего от тушки красные полоски плоти.
– Здесь мяса и для одного Диаваля, пожалуй, мало, – преодолевая тошноту, ответил он. – Ему совершенно не обязательно со мной делиться.
– Да, но он оставил для вас глаза, – сказала Малефисента. – А это самый лакомый для ворона кусочек. Когда их жуёшь, они взрываются во рту как икринки.
За столом стало тихо. Волшебный народец замер в ожидании.
– Я предпочитаю сердце, – ответил Филипп.
– Филипп... – начала Аврора.
Но Малефисента уже поднялась со своего стула:
– Действительно? Диаваль, ты слышал, что сказал принц?
Диаваль подскочил на своих ногах к тарелке Филиппа и положил на неё окровавленный бордовый кусочек размером с половину виноградины.
Что ж, Филипп сам обещал Малефисенте сделать всё, лишь бы только завоевать её расположение. Жизнью поклялся, что не причинит Авроре никакого вреда.
Надо держать слово.
Преодолевая отвращение, Филипп положил мышиное сердечко на язык и проглотил.
– Превосходно, – улыбнулся он.
Все сидящие за столом феи рассмеялись. Аврора изумлённо смотрела на принца, и на лице у неё начинала расплываться широкая улыбка.
– Что же, вы умеете быть учтивым, – сказала наконец Малефисента. – Должна воздать вам должное: вы даже ни разу не поморщились.
Филипп не стал признаваться, что не раз был на волоске от этого, и вежливо сказал:
– Ужин был превосходным.
– Я не уверена, что сама смогла бы столько времени продержаться, – призналась Малефисента.
– Крёстная... – обняла её Аврора.
– Ну хорошо, – вздохнув, сказала Малефисента. – Добро пожаловать на вересковые топи. Аврора может даже проводить вас до лошади – если желаете, конечно. Но предупреждаю: следите за своим языком. И помните, что моё приглашение в любой момент может быть аннулировано.
Что ж, это было, пожалуй, даже больше, чем мог рассчитывать Филипп. Он поднялся, отодвинул свой стул и спросил Аврору:
– Вы не желаете пройтись со мной?
– С удовольствием, – ответила она.
Они вместе отошли от банкетного стола. Над их головой мелькнуло облачко крошечных фей и исчезло.
– Сегодня вечером вы были великолепны, – сказала Аврора. – Я думаю, вам удалось произвести впечатление на крёстную. К тому же вы съели...
– Прошу вас, давайте никогда не вспоминать об этом! – воскликнул принц, и она громко рассмеялась.
Они шли сквозь ночь. Аврора уверенно привычно передвигалась по вересковым топям, ловко перескакивая с камня на камень.
– Я буду очень скучать по вам, когда вы уедете в свой Ульстед, – сказала она.
– Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Я действительно получил письмо, в котором меня настоятельно просят вернуться, - ответил принц. – Но я на него ещё не ответил. И в ту ночь я пришёл не для того, чтобы сказать о своём отъезде.
– О чём же тогда? – нахмурившись, обернулась к нему Аврора.
Филипп решил сказать обо всём решительно и сразу, точно так же, как он проглотил мышиное сердце:
– Я люблю вас.
Её осанка сразу изменилась, напряглись и приподнялись плечи.
– Я полагаю, вы шутите, не так ли? – спросила Аврора.
– Я люблю вас, – повторил Филипп. – Люблю ваш смех, люблю ваше старание увидеть в каждом человеке что-то хорошее. Люблю вас за вашу смелость и доброту и за то, что вы больше, чем кто-либо, думаете и заботитесь о других...
– Остановитесь, прошу вас, – тряхнула годовой Аврора. – Ваш поцелуй не разрушил моего проклятия. Это не был поцелуй истинной любви. А значит, вы не любите меня. Не можете любить.
– Но тогда мы с вами были едва знакомы, встретились буквально накануне того дня, – возразил Филипп. – Да ещё ваши тётушки кричали на меня, требовали, чтобы я как можно скорее поцеловал вас. Нет, тот поцелуй не считается.
– Но это нечестно! – ошеломлённо воскликнула она. – Если вспомнить всё, о чём я так доверительно рассказывала вам, то, как я вела себя с вами... Сидела с вами до утра у камина, болтала, играла в игры, показывалась вам, можно сказать, в одном нижнем белье... Кошмар! Я никогда бы так не поступила, если бы только могла подумать...
Филипп похолодел – весь, от волос до пяток, от сердца до кончиков пальцев. Он надеялся, что Аврора, быть может, ответит ему взаимностью, но никак не мог предположить, что его признание в любви повергнет её в ужас.
– Я всё понял, – сухо ответил он. – Мне не нужно было говорить вам об этом. Позвольте откланяться. – И он поклонился – формально как положено по этикету.
– Да, – согласилась Аврора. – Вам лучше уйти.
Что принц и сделал, стараясь следить, чтобы на его лице не отразились чувства, которые он сейчас испытывал.
Глава 19
В день, на который был назначен праздник, рассвело очень рано. Аврора проснулась на заре, откинула в сторону одеяла и побежала скорее открывать окно, в которое хлынул бодрящий утренний воздух, напоённый ароматом цветов и запахом горячего хлеба.
К сожалению, чувствовать себя лучше от этого Аврора не стала.
Всякий раз, когда она вспоминала о Филиппе, у неё появлялось странное ощущение – казалось, что грудь стиснул слишком сильно зашнурованный корсет. Наверное, было бы лучше вообще не вспоминать о принце, но сделать этого она не могла и то и дело думала о нём. Прошлой ночью Аврора ходила к фонтану краю королевского сада, надеясь увидеть сидящего здесь и ожидающего её Филиппа. Окажись он там, Аврора подсела бы к нему и попыталась объяснить... Впрочем, что она попыталась бы ему объяснить, Аврора и сама не знала Да и принца у фонтана не оказалось.
В спальню вошла Марджори и спросила с улыбкой:
