Ний встал рядом. В руках у него был кинжал.
— Я не пойму… — начала Ягмара — и тут же поняла.
Шесть волков. Каждый будто бы глотает предыдущего. Вся задняя часть волка с ногами втиснута в разорванную пасть другого. Все они образовывали замкнутый круг. Выпушенные кишки стянуты к центру этого колеса и завязаны сложным узлом.
И — ни единой мухи. Только муравьи…
Ний икнул, отвернулся, отбежал на несколько шагов, сунулся на колени. Его начало рвать.
Седьмого волка нашли рядом с местом несостоявшейся ночёвки. То есть сначала вышли на ночёвку. Здесь всё так и осталось — совершенно нетронутое. Потом Шеру зашипел и ломанулся сквозь кусты.
За кустами лежал волк. Увидев людей, он с трудом встал. Ягмара увидела, что все лапы его обмотаны какой-то толстой верёвкой, и верёвка эта запутана между деревьями и кустами.
— Отойди, — сказал Ний. В руках у него был тяжёлый лук с наложенной стрелой.
Ягмара, не отрывая взгляда от волка, отвела стрелу в сторону.
— Постой, не надо…
Слишком человеческим был взгляд волка — и преисполнен последнего бесстрашного достоинства.
Она присела, достала нож и попыталась рассечь верёвку. Нож соскользнул. Она ударила ещё раз, сильнее. На острие осталась зарубка.
— Ничего себе, — сказал Ний. — Сейчас топором попробую.
— Не поможет, — сказала Ягмара. — Только топор погубишь… Дай-ка туес.
— Так это… волка-то не разорвёт?
— Снаружи можно.
Она приняла туес, вытащила пробку и осторожно полила на переднюю волчью лапу. Лепту-другую ничего не происходило, потом верёвка как будто набухла. Ний потянулся дёрнуть за неё, но Ягмара перехватила его руку:
— Не трогай! Потом не отдерёшь. Это как паутина…
Она подцепила верёвку кончиком ножа, осторожно потянула. Верёвка подалась, стала сваливаться с лапы. Волк не помогал, только смотрел.
Ягмара полила разрыв-водой остальные лапы пленника, обошла его сзади, ступая осторожно, чтобы самой не попасть в путы. Верёвка приклеилась и к хвосту. Ягмара капнула туда несколько капель.
Потом встала за деревом. Ний не натягивал лук, но держал его наготове.
Наконец волк поднялся. Ноги его подгибались. Он переступил несколько раз — путы спали. Ни на кого не глядя, волк медленно пошёл в сторону, забрался в кусты и лёг там. Виден был только хвост.
Когда собрались ехать дальше — несмотря на бессонную ночь, хотелось как можно быстрее убраться отсюда, — Ний вдруг сказал, что ему нужно ещё раз посмотреть на странный вытоптанный круг. Одному. Ягмара кивнула, продолжая упаковывать вещи.
Колобок укатился вперёд — на этот раз без Шеру, который ни на шаг не отходил от Ягмары. Вазила шёл впереди лошадок, глядя под ноги. Ягмара видела, как Ний спешился и, кажется, вошёл в круг. Там он стоял весьма долго, потом вернулся к своему коню, с трудом забрался в седло, огляделся и поехал наперерез.
Он пристроился к Ягмаре сбоку и долго ехал молча. Ягмара ни о чём не спрашивала — надо будет, сам расскажет.
Остановились под тем же дубом, что и ночью, решив сделать долгий привал. Вазила сварил кашу на всех, поели, полежали. Было тягостно.
Когда тронулись дальше, Ний заметил волка и показал на него Ягмаре. Волк держался шагах в ста. Поняв, что на него смотрят, он лёг и пропал в траве.
— Незадача, — сказала Ягмара.
— Надо было сразу застрелить, — сказал Ний.
— Да, если он остался последним из стаи — ему не жить теперь. Да и слабый он какой-то…
— Будешь тут слабым…
— Ты что-нибудь вспомнил? — спросила Ягмара.
— Вспомнил, да… но ничего не понял. Пока ничего не могу рассказать. Просто не знаю этих слов.
— Тогда я расскажу, — решилась Ягмара. — Это был какой-то колдун. Страшный колдун, страшнее Тоначи-бабы. Он призвал к себе кого-то из нижнего мира… или пытался призвать, не знаю, может, и не получилось у него. И хорошо, что мы ему не помешали…
Ний кивнул.
— Возможно, там, где мы останавливались, в старину была какая-то страшная битва и много людей полегло.
— Или не в битве, — сказала Ягмара. — Скорее, там было капище кого-то из старых богов, которые требовали людской крови. И, наверное, как раз под тем местом, где убили волков, закопаны тела.
— Были такие боги? — спросил Ний.
— Да и сейчас есть, только далеко отсюда…
Дальше они ехали молча.
Четыре года назад
Долго ещё было до вечера, но на Мостовой площади перед дворцом уже собирался народ…
Пешком прошёл мимо Акболат, не останавливаясь и не прислушиваясь к разговорам. Он краем глаза заметил, что некоторые люди Гамлиэля уже тут, и этого было пока что достаточно.
Как и положено было по обычаю, претенденты на Вальнахатуль, Белый Трон, стояли лагерями вблизи города — Додон на Восточной дороге, Сутех на Южной, над рекой. Чтобы пройти к площади, процессия Сутеха должна была миновать тот поворот на Царскую дорогу, где гудела и ухала кузница Мокшана. С десяток коней нервно перебирали ногами у коновязи, и даже мешки с овсом, накинутые им на морды, не могли их успокоить.
Акболат не знал этих коней. Откуда-то из других мест. Кони сытые, холёные.
Он заглянул в кузню. Мокшан работал, но, словно услышав вошедшего, оглянулся, тут же передал клещи подмастерью и, вытирая руки о кусок мягкой кожи, пошёл навстречу Акболату.
Вдоль стен сидели, тщательно глядя в сторону, здоровенные парни. Теперь он их узнал: это были площадные борцы.
Акболат достал заготовленный загодя кинжал и показал Мокшану: вот трещина, нельзя ли перековать? Кинжал был памятью о городе Кише и обучении у бехдина Масани… Мокшан рассмотрел оружие со всех сторон, держа роговыми от мозолей кончиками пальцев, покачал головой — не сокрушённо, а от восхищения. Из чистого небесного железа был тот кинжал…
— Можно, — сказал он. — Но это займёт столько времени, что я опасаюсь назвать срок… Бехдин, что-то злое творится в городе. Называют египетского пророка…
Акболат только кивнул.
— Этих людей я знаю, — сказал Мокшан. — Если нужно, каждый приведёт ещё десятерых.
Акболат опять кивнул.
Мокшан приложил руку ко лбу, завернул кинжал в кожу и удалился — продолжать работу.
Город Киш был невелик, и его можно было пройти вдоль, но не обойти кругом. Он весь состоял из одной длинной улицы, вытянувшейся вдоль дороги, и многие дома упирались спинами в крутые скалы. Массивные фундаменты домов были сложены из чёрного камня, а стены — из невероятной красоты розового. Все окна смотрели на север, на синь и простор Тёплого озера
[18], на дальний его затуманенный берег с горами, серыми и голубыми, с их вершинами, всегда покрытыми снегом.
