Второй ход, без остановки — открыть гроб. Рвануть за эту крышку на себя и вниз…
Крышка была как из свинца. Может, и вправду из свинца. Затрещали мышцы, но вот она приподнялась и поползла, поползла вниз, поползла…
Кто-то схватил его за ногу. Тут же отпустил. Кто-то другой схватил снова…
Напрягшись изо всех сил, Акболат толкнул крышку в сторону. Она упала беззвучно.
Так вот ты какой, Черномор…
Много его изображений видел Акболат прежде, но в этом, настоящем, было что-то такое, чего не могла передать самая искусная кисть и самый мастерский резец.
Это были мощь и ужас, которые внезапно сгустились над лицом и телом, как над горой сгущаются прозрачные облака. Но пока и сквозь облака было что-то видно…
В гробу лежал карлик-горбун ростом едва ли по грудь взрослому человеку. Он был одет во что-то яркое-расшитое-расписное; красные загнутые носки огромных сапог торчали высоко, выпирали из гроба, и так же выпирал натягивающий парчу штанов здоровенный член, в который карлик вцепился обеими руками. Лицо и голова более всего походили на изображения: высокий и узкий покатый лоб, плавно переходящий в откинутые назад короткие рога; сильно изломанные брови, глубокие провалы пока ещё закрытых глаз, втянутые щёки, глумливый рот, очень длинный, нечеловечески длинный подбородок, переходящий в нечеловеческую же бороду из волос толщиной в тетиву. Борода спускалась к ногам и, наверное, была длиннее самого карлика. На голове у него, не прикрывая рогов, надет был длинный красный колпак, загибающийся вниз и лежащий вдоль туловища тоже до самых ног…
Кожа лица и рук была почти чёрная, с жирным и даже студенистым блеском.
Это было мгновение жизни, растянувшаяся очень надолго. А потом время как бы схлопнулось.
Всё произошло одновременно.
Помост накренился, Акболат еле удержался на гробе — как на взбрыкнувшей норовистой лошади. Выхваченный из-за пояса кинжал из вороного драконьего стекла запутался в широком рукаве, и первый удар пришёлся Черномору хоть и в грудь, но вскользь. Он начинал шевелиться, а завеса ужаса стала настолько плотной, что даже Акболат ощутил дрожь. Пока ещё движения Черномора были тупыми и бессмысленными, но вот-вот он очнётся окончательно. Акболат вытащил застрявший кинжал и нанёс второй удар резко и без замаха, снова целя в сердце — но теперь помост грянулся об землю всем весом и заплясал на ней, как серебряное блюдо на каменном полу. Острие кинжала застрядо между пластин спрятанного под платьем панциря — а может, и рёбер — и обломилось, выдав сноп искр. Глаза бога раскрылись. Они были как у змеи — с вертикальным зрачком. Вокруг помоста кто-то кому-то крошил черепа — и вдруг все пали. Черномор начал вставать, не сгибаясь в поясе, а весь прямой, что-то его выталкивало из гроба, что-то такое, что велело Акболату согнуться и умереть. Это была даже не злая воля — это было чудовищное отвращение, спасти от которого может только смерть. Он схватил бога за бороду и так удержался. Третий его удар пришёлся во что-то вязкое, он так и не понял, во что. Черномор слепо молотил руками вокруг себя. Акболат принялся не колоть, а рубить, уже наугад. Бог поднялся во весь рост, и хотя он был горбатый карлик, сейчас он стал вровень с Акболатом. Акболат, не отпуская бороду, два раза крутнул кистью, наматывая её на руку, чтобы не выскользнула. И снова рубанул — теперь низко, по бедру — пустить кровь. Но получилось, что будто по граниту — удар отдался в руке, отсушил по локоть. Слышан был вскрик лопнувшего чёрного стекла. Черномор поднимался вверх, раскинув руки. Остатком клинка Акболат попытался ткнуть его в живот, но Черномор, похоже, даже не почувствовал этого. Он был уже высоко, Акболат видел под собой несколько обширных пожаров. Бросив бесполезную рукоять кинжала, Акболат полез за воротник, нащупал тангу Лютобога, вцепился в неё зубами. Черномор затрепетал, задрожал, но продолжал лететь.
И тогда, собрав все силы, Акболат обратил всё вокруг в картину, много лет висевшую у него в изножье: заснеженные горы с крохотными полупрозрачными лиственницами на склонах, ледяной дворец, похожий на гору, искривлённое дерево с обломанными сучьями — и необычайной толщины каменную плиту по-перед этим деревом…
Лютый холод обрушился на него. Сжигающий заживо холод.
17. Ледяной путь и ошибка
Ворота, которые, кажется, были всё-таки не ледяными, а высеченными из какого-то камня, то ли очень светлого мрамора, то ли мутноватого хрусталя, были на две трети занесены снегом, и видно было, что их давным-давно не открывали. Колобок приник к ним и замер.
— Стучать будем? — спросила Ягмара.
Ний помотал головой. Он отошёл на несколько шагов и стал смотреть вверх.
— Я же как-то выбрался отсюда… — пробормотал он.
— Ты что-то вспомнил?
— Да… не совсем… событий не помню… Но я точно был там, внутри…
Ну конечно, подумала Ягмара. Впрочем, ничего удивительного.
Он ещё отошёл и стал осматриваться вокруг.
Потом побежал к дереву.
Дерево было немыслимо огромным, Ягмара таких, пожалуй, ещё не видела. Ствол в два десятка обхватов и нижние сучья толщиной в столетний вяз. Верхушка его когда-то была сбита то ли молнией, то ли ураганом, и дерево росло вширь. Но и так оно ростом лишь немногим уступало дворцу…
Ний обошёл вокруг него раз, другой, потом расширил круг. Внезапно Ягмара догадалась, что именно он ищет. И в тот миг, когда она догадалась, но ещё не успела испугаться, Ний замахал рукой:
— Здесь!
Плиту откапывали не меньше часа. Она была тёмно-серая, с чёрными прожилками, и вся, и сверху, и по сторонам, была испещрена неведомыми письменами. Некоторые символы казались знакомыми — кажется, по тем книгам отца, которые мог прочесть только он. Когда наконец разбросили снег, обнаружилось, что плита немного сдвинута с основания. У угла виднелось тёмная щель…
— Вот туда нам и надо, — сказал Ний. — Оттуда я и вылез.
Ягмара отступила на шаг. Картина, на которой из-под этой плиты выбирается что-то чудовищное, снова встала перед глазами.
— Н-нет… — пробормотала она.
Шеру подошёл к щели. Долго смотрел вниз. Поёжился, отошёл.
— Колобок привёл нас сюда, — сказал Ний. — Твой отец наверняка там. Моя память наверняка там. Что же мы… зря шли?
— Колобок привёл не сюда, а к воротам, — сказала Ягмара. — Мы даже не постучали.
— Ну давай постучим, — легко согласился Ний.
Они стучали с четверть часа. На воротах образовалось множество оспин от обушка топорика. Ответом было безмолвие.
— Может, наверх залезть? — предложила Ягмара.
— Как? У меня верёвка, но на что её накидывать? Крючьев нет…
— Вдруг есть?
Ягмара развязала свою торбу, посмотрела на гребень и пояс. Нет-нет, это было что-то другое… она уже почти понимала, что, но только почти.
