— Интересно… — Холк почесал подбородок и задумался.
И всё-таки, вопреки мнению Холка, рынок был почти пуст. Горожане испугались непонятного и предпочитали пока сидеть по домам. Ний послонялся по торговым рядам, заглянул в игорный дом и решил, что вернётся позже.
По узким улочкам он вышел в нижний сад к фонтанам. Обычно в это время здесь было людно и шумно, за водой стояли очереди домашних слуг и водоносов, играли музыканты, кувыркались гимнасты. Сейчас воду набирали человек десять, а из развлечений был один нищий, заунывно читавший что-то на незнакомом языке. Ний постоял, а потом ноги сами понесли его в ремесленный квартал.
Раньше, сколько раз он ни проходил через Железные Ворота, он избегал бывать здесь. Наверное, сказывалась та детская обида, когда мать бросила его одного, отдав в обучение серебряных дел мастеру. И сейчас — не хотелось идти. Но почему-то надо было…
Он сразу понял, что ремесленный квартал сильно расширился — он начался раньше, чем Ний ожидал, и дома сначала шли совсем новые, не траченные временем. Кое-где работа делалась, но по большей части лавочки при мастерских стояли запертыми. Он прошёл кузнечный ряд — здесь ещё, похоже, только раздували горны, пахло угольной пылью и окалиной, — потом красильщиков и дубильщиков; тут он старался дышать ртом, слишком едок был запах засолённых шкур, мочи и гниющих водорослей. В ряду столяров он даже задержался, чтобы отдышаться и полюбоваться заодно резными полотнами дверей и панелями для стен. Это не шло в сравнение с тем, что он видел в Тикре, но было по-своему красиво.
Отшутившись от предложений купить всё сразу, немедленно и почти даром, Ний двинулся дальше — и скоро оказался в самом богатом ряду — златокузнецов и серебрянщиков. Дома здесь стояли солидные, массивные, двухэтажные, утопающие в садах; лавки были обширные, с теми резными дверями, которые он видел чуть раньше, но отделанными ещё и кружевной поковкой. Открытой земли под ногами не было совсем, только аккуратно подогнанный плиточный камень. Но, как везде, людей на улице было совсем мало, и большая часть лавок стояли закрытыми.
Он прошёл весь ряд до конца, но знакомого дома не нашёл. Возвращаясь, заглянул в одну из лавок и спросил дом мастера Бурхата. Мальчик в лавке не знал такого, но крикнул внутрь дома, и через несколько лепт появился седой скрюченный дед. Выслушал Ния и развёл руками: вроде бы да, был тут когда-то серебряных дел мастер Бурхат, но распродал всё и куда-то уехал, а вот куда… И давно уехал? — спросил Ний. Давно, добрый человек, давно, лет тридцать тому назад, а может, и больше. Наверное, больше… Ний поблагодарил и вышел.
Да, подумал он, память у тебя, похоже, восстановилась, да как-то криво. Чего-то ты о себе крупно не помнишь… а надо бы. Вот как мог ты, купец, ни разу не побывать в Тикре? Хотя мог, конечно, но всё равно странно…
Он постоял недолго и медленно побрёл к рынку.
Теперь там было вполне себе людно. Народ оправился от потрясения и понял, что непонятная угроза миновала, и можно жить дальше.
Ний вошёл в игорный дом и, проталкиваясь между зрителей, нашёл место, где играли в зары. Ему повезло: как раз от одной из досок вставал проигравший, и никто не торопился занять его место. Победитель складывал в кошель изрядный выигрыш. Ний сел за доску, улыбнулся партнёру и положил рядом с доской два золотых — из пяти, выданных ему Холком. Партнёр пожал плечами и тоже выложил два. Здесь принято было играть одним набором костей на двоих, и Нию это нравилось — более того, он не понимал, почему в других местах это мудрое правило не применялось.
Он выиграл первую партию, стараясь сделать вид, что ему просто повезло. Играя вторую, он добавил к выигрышу ещё два золотых, долго проигрывал по ходу игры и вырвался вперёд только на последних ходах. Противник был действительно сильный игрок, но манера его игры была достаточно предсказуемой. Третью партию Ний постарался проиграть, но не смог — теперь просто не повезло противнику. Из этого выигрыша Ний оставил себе три монеты, поставил тринадцать — и наконец проиграл. Сделал вид, что крайне раздосадован, выгреб из кошеля ещё три — и выиграл две партии подряд. Сгрёб выигрыш и собрался уходить, но теперь завёлся партнёр, да и зрители настаивали на продолжении. Ний нехотя согласился, сказал, что это точно последняя, и потом даже не уговаривайте. Да и смысла не было уговаривать, кошель противника опустел, все деньги лежали у доски. Партия шла упорно, почти ход в ход, и лишь в самом конце Ний вышел вперёд на одно поле. Ударили по рукам, соглашаясь с результатом, Ний взял тяжёлый кошель и встал. Рядом с ним неслышно оказался Холк. Противник тоже поднялся, и они договорились с Нием встретиться завтра и сыграть уже по-крупному — начать с десяти.
На обратном пути Ний шепнул Холку:
— За нами кто-то идёт.
— Да, — негромко откликнулся Холк. — Слуга Никодима. В городе неспокойно.
Тем не менее они добрались до дома Никодима без происшествий. Слуга, здоровенный туповатый парень, остался сторожить калитку.
В доме Холк отсчитал тридцать монет, вернул их Нию.
— Это тебе на завтра. Отдашь мне пятьдесят, остальные твои — на обратный путь. И конь. Согласен?
— Более, чем я рассчитывал, — сказал Ний. — Как там наши друзья, не слышал?
— Не узнавал, — сказал Холк. — Где-нибудь на постоялых дворах. А что?
— Могут обвинить меня в краже коней. Если застанут за игрой.
— Я буду рядом, — сказал Холк. — Объясню, что и как.
Он сгрёб остаток денег в горсть и позвал Никодима.
Никодим принял деньги не считая.
— Остальное завтра, — сказал Холк.
Никодим кивнул.
— Прошу к ужину, — сказал он.
Ний встал не просто поздно, а очень поздно. Он уже забыл, каково это — спать на настоящем ложе под настоящей крышей после ужина и тёплой ванны. Его ждала чистая простая алпанская одежда — шерстяные штаны и рубаха с затягивающейся горловиной, овчинная безрукавка, толстые вязаные чулки до колен, войлочные сапоги без голенищ с задранными носами, украшенные вышивкой. Собственная его верхняя одежда висела тут же, почищенная и заштопанная. Он надел подсменок и подумал, что если всё пойдёт как должно, на обратный путь следует прикупить хотя бы ещё одни кожаные штаны — старые долго не протянут… да и сапоги тоже.
Не строй планы, тут же оборвал он себя, это не к добру. Ангра Маинью подслушивает тебя…
Шея чесалась, он потрогал. На месте надоевшей уже коросты была тонкая новая кожица.
Ну, хоть это хорошо…
Он сел на пол, положив на колени руки, и постарался расслабиться. Во сне происходило что-то важное, и сейчас надо постараться вспомнить, что именно.
…он снова шёл по ряду златокузнецов, шёл быстро, уверенно и зло, и не видел, но чувствовал, что остальные с трудом поспевают за ним, факел в руке, пропитанный каменным маслом, горел чадно, с него срывались огненные капли, ломайте ворота, кричал кто-то, в ворота ударили бревном, они распахнулись, от удара дубины упала собака, чьи-то искажённые яростью лица и чьи-то лица, искажённые страхом, слюдяные окна разлетаются в мелкие дребезги, в доме вспыхивает пока ещё ленивое пламя, мелькают деревья, чьи-то спины впереди, а потом он начинает видеть всё происходящее сверху, да, он сидит на дереве, обхватив ствол, а внизу мечутся люди и тени, а из окон языки огня, и на стенах остаётся жирная копоть, и вот утро, и никого, и только пахнет горелым мясом, страшно пахнет горелым мясом, горелым мясом…
