Вальда успела только сменить свой окровавленный и изодранный кофт на чей-то чистый и ещё тёплый да умыть лицо и руки — не дочиста, это потом, но чтобы не стягивало чужой засохшей кровью кожу. Ещё она узнала, что Исаак жив, но ранен, и его унесли в её дом.
Потери были большие, почти половина стражей и ополченцев была убита или ранена тяжело. Но врагов полегло больше многократно — может, и в десять раз, а может, и в двадцать. Только местами они пытались давать отпор, будучи загнанными в тупик…
Ворота, скрипя, открылись. Вальда вышла в сопровождении Эхира и полусотни воинов. С той стороны вверх по дороге поднимались конные. Алели и зеленели знамёна Додонова войска. Впереди на вороном коне ехал немолодой воин в лёгком доспехе, а рядом с ним на белом — кто-то пронзительно знакомый…
— Сюмерге!
Глава четырнадцатая
НА СЛУЖБЕ ЦАРЯ АЛЕКСАНДРА
Главк сразу сказал Нию:
— Сам я полагаюсь на твою честь и твою клятву, но мне предписано не доверять ничему. Оножье твоё неснимаемое. Если ты удалишься от меня на парсунг, ты начнёшь испытывать муки, и чем дальше, тем страшнее. Не столько телесные, сколько душевные. Чем дальше ты будешь удаляться, тем муки будут страшнее… Если ты меня убьёшь или я умру по какой-то другой причине, ты умрёшь тоже. Если ты меня свяжешь и повезёшь с собой, мы также умрём оба, и я не стану тебе объяснять, почему. Те люди, которые меня послали, предусмотрели всё. Но чтобы ты мне поверил и всё правильно понял, я тебя сейчас оставлю здесь и сам поеду вперёд…
— Это не обязательно, — сказал Ний. — Я уже принял немало душевных мук. Я верю тебе и сделаю всё, в чём поклялся.
— И я тебе верю — сказал Главк печально. — Но мне так предписано. Прости.
— Тогда верни мне мой нож.
— Зачем? У тебя хороший нож.
— Он другой… Ладно, открою секрет. Мой нож может отомстить тому, кто сделает мне зло. Я не хочу тебе зла.
Главк пристально посмотрел на Ния.
— Твой нож не несёт никаких чар, — сказал он. — Я проверил.
— Тогда тем более.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Главк.
Он покопался в тюке и достал ножны с ножом. Ний принял его, взялся за рукоять — и ощутил какое-то лёгкое дрожание. Впрочем, не исключено, что дрожала его рука…
— Спасибо, — сказал он. — Мне так будет спокойнее.
— Сиди здесь, — сказал Главк. — Я вернусь. Бежать за мной бесполезно… да ты и не сможешь. Так что просто жди.
Он взобрался на коня и уехал, ведя второго в поводу. Второй конь был тот самый, оставленный Нием возле игорного дома, и даже содержимое седельных сумок не пропало. Совпадений во всём этом было, пожалуй, многовато… Он заставил себя не думать об этом. Рано.
Когда Главк скрылся за поворотом дороги, Ний огляделся ещё раз, зачем-то стараясь хорошо запомнить всё, что видит. Ему казалось это важным.
Море прикрывала холмистая гряда, но небо в той стороне было ни с чем не спутать. Сам он сидел, привалившись к белому стволу громадного платана. Справа начинали зеленеть непролазные заросли ежевики. Костёр прогорел, от углей тянулся вверх синеватый дымок. Было совсем тихо.
Ний вытащил нож из ножен. Тонкая дрожь побежала по руке до локтя. Сначала он просто смотрел на тусклое синее зеркало клинка, но видел только своё вытянутое лицо. Потом, повинуясь непонятному импульсу, поднёс клинок к левому предплечью и погрузил острие в кожу — там, где ещё не начинались сухожилия. Клинок вошёл без сопротивления и без малейшей боли. Потекла кровь, моментально темнея. Ний про себя досчитал до ста, вынул клинок из раны и мельком подумал, что надо бы перевязать — но кровотечение остановилось в один миг. Глаза сами закрылись, но видеть он не перестал. Просто сейчас он видел другое…
Акболат и Атул возились с каким-то сооружением, напоминавшим большие сани, а спиной к Нию стояла Цеца с охапкой длинных широких ремней, наверное, только что нарезанных из шкур. Он видел всё это четверть лепты, потом взгляд его сместился в сторону и вниз. Перед ним был теперь расчищенный от травы квадрат из песка, на котором что-то было изображено. Мелькнула рука, стирая изображение, и тут же начала писать: «Наконец! Запоминай и потом делай. Сядь удобно, закрой глаза и представь себе дом, к которому ты стремишься. Войди в него. В доме найди потайную комнату — она там есть. Жду».
И всё расплылось.
Ний открыл глаза. Всё так же чуть дымил костерок, но дым как будто кто-то потревожил — струйка извивалась и гнулась, теперь похожая на лозу. Он вдруг понял, что сердце колотится где-то у самого горла — как тогда, когда его волокли на петле. Он погладил нож, вложил в ножны, унял дыхание. Сел, положив руки на колени, и снова закрыл глаза.
Дом…
Была ночь и узкая улочка. Он вошёл в калитку, ничего не видя, но всё до щербинки зная на память. Поднялся на ступеньку, потом на другую. Прохладные листья со свисающих ветвей коснулись его щеки. Ний толкнул дверь и оказался внутри. Пахло полынью, хорошо выделанной кожей и сушёными персиками. Он знал, что справа стоит высокий стол. Он обошёл стол и оказался под лестницей, ведущей наверх. Рука сама нащупала задвижку…
Дверь открылась, чуть скрипнув. Теперь шесть ступеней вниз.
Вот тут должна быть лампа…
Лампа загорелась сама. Жёлтый шарик света быстро расширялся, отбирая у темноты его руку, чужую руку, половинку лица…
Перед ним стояла Ягмара. Он шагнул к ней и молча обнял, уткнувшись лицом в волосы. Волосы тоже пахли полынью.
Теперь он понял, отчего так стучало сердце…
— Ты жив, и ты здесь, — глухо сказала Ягмара ему в плечо. — Я так долго боялась…
— Что со мной может случиться? — пробормотал Ний.
— Всё. Сейчас может случиться всё. Волшебство портится… Где ты и что делаешь?
— Я… Я проводил Фрияна до дороги. На обратном пути на меня напали разбойники. Думали, что убили, и бросили в степи. Но добрые люди подобрали меня и выходили. По обычаю я должен был отдать им год жизни, но они согласились взять деньгами. Я выиграл несколько раз и почти погасил долг, но потом меня узнал купец, у которого я украл жар-птицу. Ту, на которой прилетел. Меня судили и предоставили на выбор — рабство или военная служба. Впрочем, и выбора не было — тот, который хотел меня на службу, сказал, что так и так купит меня на торгах…
— Служба у кого?
— У царя Александра. Сказал, что специально разыскивает таких удачливых. Но чего-то не договаривает. В общем, я направляюсь в Персию. И пока не знаю, как вырваться. На мне надето железное оножье, которое не даст мне уйти далеко от Главка. Так зовут нанимателя. Сейчас он мне и собирается показать, как оно действует. Я сижу, а он едет прочь. Думаю, ещё с полчаса я буду в порядке, потом что-то начнётся.
— У тебя же есть туесок.
