Книга Конец конца Земли, страница 12. Автор книги Джонатан Франзен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Конец конца Земли»

Cтраница 12

Чтобы ответить на этот вопрос, важно признать, что резкое потепление на нашей планете предопределено. Даже там, где сильней всего грозит затопление или засуха, даже в странах, где уделяют наибольшее внимание альтернативным источникам энергии, ни один глава государства ни разу не заявил о намерении оставить хоть сколько-нибудь углерода в земле. А без этого «альтернативные» означает всего лишь «добавочные», мы не предотвращаем, а лишь отодвигаем человеческую беду. Планета Земля, какой мы ее сейчас знаем, напоминает больного тяжелой формой рака. Можно подвергнуть ее агрессивной, обезображивающей терапии – перегородить все реки плотинами, убить каждый ландшафт сельскохозяйственными культурами, идущими на биотопливо, солнечными и ветровыми электростанциями – и купить таким образом какое-то количество добавочных лет сравнительно умеренного потепления. А можно применить щадящую терапию, обеспечивающую более высокое качество жизни, и, не отказываясь от борьбы с болезнью, оберегать те зоны, где еще есть условия для диких животных и растений, ценой некоторого ускорения катастрофы для людей. Одно из преимуществ второго подхода в том, что если вдруг появится чудодейственное лечебное средство вроде управляемой термоядерной энергии – или если глобальные темпы потребления и население Земли начнут уменьшаться, – то, возможно, еще сохранятся и будут спасены кое-какие неповрежденные экосистемы.

Второй путь – беречь природу, допуская, что людям, возможно, придется за это заплатить, – рождал бы больше сомнений морального порядка, имей природа сегодня, как некогда в прошлом, преимущество. Но мы живем в антропоцене – в мире, который все больше становится миром нашего изготовления. Под конец главы об этике Джеймисон ставит вопрос: хорошо или плохо, что девственный Манхэттен 1630 года, густо поросший лесом, богатый рыбой и птицами, превратился в нынешний – в Манхэттен Хай-Лайна и Метрополитен-музея? Разные люди ответят по-разному. Но суть дела в том, что перемена произошла и необратима, как необратимо глобальное потепление. Мы унаследовали мир, где есть хорошее и плохое, и потомкам передадим в наследство преобразованный мир, где хорошее и плохое сложатся в иную картину. Мы всегда были не только универсальными грабителями и разрушителями, но и блестящими приспособленцами; климатические изменения – все та же история, но написанная крупными буквами. Угроз самому существованию нашего вида, сотворенных им самим, всего две: ядерная война и генетически модифицированные микроорганизмы.

Подлинно новая история – в том, что из-за нас в окружающем мире происходит массовое вымирание. Не всех заботит судьба диких животных, но у тех, для кого они незаменимое, не измеримое деньгами достояние, есть ясный этический аргумент в их защиту – тот же самый, что приводит Рейчел Карсон в «Безмолвной весне» – в книге, положившей начало современному энвиронментализму. Карсон не обходит молчанием опасности загрязнения среды для людей, но моральная сердцевина книги неявно содержится в ее названии: мы и правда согласны на то, чтобы в мире не стало птиц? Нынешнее углеродное загрязнение намного опасней, чем ДДТ, и климатические изменения, возможно, действительно, как утверждает Национальное Одюбоновское общество, представляют главную долгосрочную угрозу птицам. Но я знаю, что мы не сможем предотвратить глобальное потепление заменой лампочек. И я все-таки хочу что-то делать.

В фильме «Энни Холл», когда юный Элви Сингер перестает делать домашние задания, мать ведет его к психиатру. Элви, как выясняется, прочел, что Вселенная расширяется и, несомненно, когда-нибудь совсем развалится, поэтому какой смысл делать уроки? Сходным образом на фоне грандиозных глобальных проблем и грандиозных глобальных лечебных мероприятий природоохранные действия меньшего масштаба могут показаться бессмысленными. Но мать Элви его довод решительно отвергла. «Ты же здесь, в Бруклине! – заявила она. – Бруклин никуда не расширяется!» Все зависит от того, что мы разумеем под смыслом.


Конец конца Земли

У климатических изменений много общих качеств с экономической системой, которая их ускоряет. Подобно капитализму, они транснациональны, непредсказуемо взрывчаты, склонны к экспоненциальному росту, вездесущи. Им нипочем сопротивление отдельной личности, они порождают крупно выигравших и крупно проигравших и предрасположены к распространению глобальной монокультуры – к уничтожению различий на видовом уровне, к монокультуре повестки дня на институциональном уровне. Они, кроме того, хорошо спелись с индустрией высоких технологий, подталкивая к мысли, что только им, высоким технологиям, через посредство таких эффективных нововведений, как Uber, или благодаря какому-нибудь мастерскому геоинженерному удару под силу решить проблему парниковых газов. Как нарратив климатические изменения почти так же просты, как гипотеза эффективного рынка. Историю можно рассказать, уложившись в сто сорок знаков: мы извлекаем из земли углерод и отправляем в атмосферу углекислый газ, и если мы не прекратим этим заниматься, нам будет херово.

Природоохранная деятельность, напротив, сродни роману. Никакие два места не схожи, и никакой нарратив не прост. Когда в прошедшем ноябре я отправился в Перу посмотреть на деятельность перуанско-американской Природоохранной ассоциации Амазонки, моя первая остановка была в маленьком туземном местечке в горах восточнее Куско. С помощью ассоциации жители восстанавливают леса на склонах Анд, борются с лесными пожарами и выращивают на продажу тарви – местное бобовое растение, дающее хороший урожай даже на деградированных землях и достаточно популярное в Куско, чтобы приносить доход. В старом пыльном строении с земляным полом местные жительницы подали мне ланч – тушеные бобы тарви и плотный сладкий хлеб из таких же бобов. После ланча я осмотрел питомник в соседнем дворе, где выращивают саженцы, которые затем вручную будут высаживать на крутых склонах, чтобы бороться с эрозией и улучшать качество здешней воды. Затем я побывал в селении неподалеку, чьи обитатели обязались не вырубать окружающий лес и работают на экспериментальной органической ферме. Ферма маленькая, но для селения это ручьи с чистой водой и средство к существованию, а для Природоохранной ассоциации Амазонки – пример другим сельским общинам. У региональных и муниципальных властей есть деньги от нефтяных и горнодобывающих концессий, и они могли бы использовать их для возрождения горных районов по этому примеру. «Мы не ревнивы, – сказала мне Даниела Польяни, перуанский директор ассоциации. – Если власти захотят взять наши идеи и получить лавры, мы не имеем ничего против.»

В эпоху глобализма всех сортов хороший природоохранный проект должен отвечать новым критериям. Проект должен быть крупным, потому что у биологического разнообразия нет шансов в среде, расчлененной плантациями пальмового масла или нефтяными вышками. Кроме того, проект должен учитывать интересы людей, живущих на его территории и рядом, подстраиваться под этих людей, вовлекать их в себя. (Выбросы углекислого газа сделали бессмысленным былой идеал девственной природы, не тронутой человеком; новый идеал – «естественность», измеряемая не отгороженностью от воздействий, а разнообразием организмов, способных пройти полный жизненный цикл.) И проекту необходима устойчивость к изменениям климата – либо за счет масштабности, либо благодаря достаточному диапазону высот, либо из-за многообразия микроклиматов.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация