Книга Конец конца Земли, страница 22. Автор книги Джонатан Франзен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Конец конца Земли»

Cтраница 22

Лишь позже я понял, что с Биллом опасно договариваться о каких-либо обоюдных действиях. Когда мы с ним начали советовать друг другу книги, я узнал, что он способен не только прочесть за день пятьсот страниц, но и запомнить их почти с фотографической точностью. После того как мы заключили соглашение впредь обмениваться рукописями, каждые девять месяцев я исправно получал пухлую бандероль, сам же мусолил следующую книгу так долго, что успевал позабыть об обещании послать ее Биллу. После той церемонии награждения я отправился в Европу тратить наградные и лишь через месяц удосужился написать Биллу письмо, на которое он ответил в тот же день, как получил. И вдогонку прислал сигнальный экземпляр своей новой книги «Радужные рассказы» (The Rainbow Stories), сквозь которую я продрался с изумлением и восторгом – пусть не за день, но все же менее чем за неделю. Мой нью-йоркский знакомец, юный зубрила с милыми провинциальными родителями, оказался литературным гением, не понаслышке и весьма тесно знакомым с уличными проститутками, скинхедами и пьянчужками Сан-Франциско середины восьмидесятых годов. Книга оказалась совершенно не такой, как обещало жизнерадостное название. Эпиграфом была цитата из По, в которой многострадальность человеческая сравнивалась с оттенками радуги (каждый из которых «столь непреложен… в отдельности», однако же они «становятся неразличимыми, переходят друг в друга» [15]), а тон повествования напоминал живой голос Билла – одновременно и совершенно искренний, и откровенно-ироничный. Я обожал его интонацию, и мне весьма льстило, что он хочет быть моим другом. Мы с женой гадали, куда направиться из Европы, и я настоял на Нью-Йорке не в последнюю очередь потому, что туда недавно перебрался Билл.

Они с невестой, Дженис Рю, поселились в двухкомнатной квартирке в современном многоэтажном доме неподалеку от медицинского центра Слоуна – Кеттеринга, где Дженис училась в ординатуре по радиационной онкологии. Приготовленный ею ужин – рагу из подтухшей оленины, совершенно в традициях корейской кухни, с душком и чесноком, – стал первым из многих, на которых мне довелось у них побывать. Летом я играл в Центральном парке в софтбол в команде моего издательства, в холодные же месяцы единственными вылазками из семейной жизни в Квинсе становились поездки к Биллу – по линии то ли E, то ли F. Помню, сидел у них в спальне, по телевизору показывали «Четыреста ударов», и я поймал себя на мысли, что прежде мне остро не хватало друга-писателя, с которым можно было бы смотреть иностранные фильмы. Уж не знаю, чем таким мог с Биллом поделиться я – кроме рекомендаций книг и устойчивых мнений, – но сам у него почерпнул многое. Он показывал мне чернильные эскизы, которые делал для своих книг, и я решил брать уроки рисования. Он показал мне «Мак», на котором писал все свои произведения, я пошел и купил первый в жизни компьютер. (Однако, когда Билл пожаловался, что, работая по двенадцать часов в сутки, заработал синдром запястного канала, мне оставалось лишь позавидовать его трудолюбию.) Он признался, что Дженис стрижет ему ногти на ногах: моя жена, разумеется, таких услуг не оказывала. Я вовсе не хотел, чтобы мне стригли ногти на ногах, но Билл заставил меня задуматься о том, что браки бывают разные – не только как мой. Он обмолвился, что жена у меня хорошая, но, как ему кажется, мы с ней задыхаемся в созданном нами замкнутом мирке. Его-то собственную жизнь замкнутой не назовешь: он путешествовал по миру, у него на глазах умирали люди, он сам не раз чудом избегал гибели, якшался с проститутками разных национальностей. И постоянно мне предлагал – этим своим ровным голосом – попробовать силы в журналистике или пуститься в опасное путешествие.

Нет, я, конечно, пытался следовать его примеру. Согласился съездить в командировку в Цинциннати, где городские власти недавно прикрыли выставку фотографий Роберта Мэпплторпа: мне показалось, что задание звучит сексуально. «Эсквайр» предложил написать о стриптиз-клубах и магазинчиках с порнухой, расположенных в Ковингтоне, штат Кентукки, через реку от Цинциннати, дабы доказать некое сомнительное утверждение о лицемерии. Как бы на моем месте поступил Билл? Не успокоился бы, пока не подружился со стриптизершами, не записал их мнения об истории с выставкой Мэпплторпа, а может, даже попытался бы заняться с кем-то из них сексом. Последнее было выше моих сил, но стриптиз-клубы я исправно обошел. Там царило уныние и запустение, толп лицемерных жителей Огайо не наблюдалось, и я охотнее отправился бы обратно, в Цинциннати, вплавь, чем подружился бы со стриптизершей. Так что я написал неуклюжее упражнение по городской социологии и ощутил скорее облегчение, чем разочарование, когда «Эсквайр» его забраковал, хотя деньги мне, безусловно, пригодились бы. В следующий раз я попробовал силы в журналистике лишь через четыре года.

Билл родился всего лишь на несколько недель раньше меня, в июле 1959 года, однако долгое время мне казалось, что он существенно старше. Возможно, он меня толком не знал – или же рассматривал как собственный литературный проект, младшего брата, которого следует поощрять в том, в чем силен сам: если у него получалось, то получится и у меня. Однако же Билл отличался мудростью и щедро ею делился. Ситуацию в моем браке он видел с ясностью, которой я достиг лишь через много лет. К тому времени, когда я с ним в этом сравнялся, расстался с женой и стал менее робким журналистом, они с Дженис уже снова жили в Калифорнии. Весной 1996 года, через неделю после того, как «Харперз» опубликовали мою декларацию литературной независимости, Билл приехал на Манхэттен и пригласил меня в гости к своему редактору: тот устраивал вечеринку. К тому времени Билл выпустил уже восемь книг (я всего две), подумывал об агенте и захотел познакомиться с моим. Я их представил друг другу и, вдохновленный «Харперз», совершил поступок в духе Билла, чего за мной прежде не водилось. Я подошел к молодой женщине, привлекшей мое внимание, и завел с ней разговор; она оставила мне телефон. В итоге мы провели вместе два года, один – вполне счастливо. Билл словно направил меня новой дорогой и проводил до первой станции на пути. После той вечеринки мы долго не виделись.


Конец конца Земли

Не стану притворяться, будто бы читал все книги Билла. Он сверхплодовит, что твой Диккенс или Бальзак: чтобы понять его произведения, потребуется не один десяток лет. Однако уже по «Радужным рассказам» было ясно, что он все-таки ближе к Мелвиллу или Уитмену, авторам, которые описывали совершенно новые сферы опыта и не имели литературных предшественников, по чьим стопам можно было бы идти: им оставалось лишь полагаться на себя, доверять собственному чутью и рассудку. Билл, как они, в процессе творчества создает новые формы. Как и они, полон американского презрения к власти; берется за масштабные проекты; время от времени пишет откровенно слабые вещи. Его фирменный стиль – относительно короткие отрывки, выделенные скорее по логике поэтической, нежели повествовательной, с уклончивыми или ироническими заглавиями – отражает его подход к темам, которые большинству писателей кажутся чересчур масштабными, так что они даже за них не берутся: он разъединяет себя на атомы и пускает чувствительность по ветру.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация