Взять хотя бы теорию симулякров французского социолога Жана Бодрийяра – мысль о том, что потребительский капитализм подменил реальность видимостью. Контраст между чистыми парками Восточной Африки с их буйной растительностью, стадами слонов и гну и вытравленными, перенаселенными, замусоренными сельскими землями между этими парками бросается в глаза – не заметить его можно, только если вы путешествуете на вертолете или легкомоторном самолете. Гегемония Coca-Cola, тщательно охраняемые ананасовые плантации Del Monte, железные дороги и шоссе, которые строят китайские инженеры, дабы ускорить добычу угля и кальцинированной соды, призраки СПИДа и исламского терроризма. Парки служат симулякрами, в которых туристы, большинство белые и все состоятельные, могут «попутешествовать по Африке» сообразно своему богатству. Здесь растут акации и баобабы, ночами в небе сияют незнакомые северянам созвездия: все это подлинное. Но подобно тому, как, попав в метель, современные путники восклицают: надо же, как в кино, – так и теперь, любуясь зебрами в Серенгети, вы наверняка вспомните зебр из сафари-парка во Флориде. Реальное не просто перестает быть реальным: оно кажется копией копии. Парку Серенгети, к сожалению, довелось пережить съемки многих фильмов о природе. Лев, который ловит газель, – клише для всех, кто вырос на документальных фильмах канала «Нэшнл джиогрэфик». И что еще хуже – тот факт, что это клише, само по себе клише. Какое такое дополнительное удовольствие получает турист, наблюдающий издали за драматическими эпизодами жизни и смерти, на которые прекрасно может полюбоваться и дома? Мало, что ли, в мире фотографов-любителей или жирафов?
И еще эти млекопитающие. Чтобы уговорить моего другого брата, Тома, и доброго университетского приятеля, тоже Тома, отправиться со мной в путешествие, я пообещал, что мы непременно увидим не только птиц, но и множество пушистых диких зверей. Однако, общаясь с организаторами поездки Rockjumper Birding Tours, подчеркнул, что между возможностью полюбоваться гепардами и понаблюдать за невзрачной маленькой коричневатой пеночкой выберу пеночку.
Мне говорят, что многим больше нравятся млекопитающие, поскольку мы сами млекопитающие. С одной стороны, резонно, с другой – возникают вопросы. Если великая притягательность природы заключается в ее инаковости, то почему нам так интересны существа родственных видов? Не проявление ли это неприличной самовлюбленности? Птицы, с их предками-динозаврами и умением летать, по-настоящему Иные. При этом они во многом куда больше похожи на нас, чем млекопитающие: птицы ни от кого не таятся, реагируют преимущественно на свет и звук, у них две ноги, – в то время как млекопитающие передвигаются на четырех ногах, ориентируются в основном с помощью обоняния и ведут скрытный образ жизни.
Любителю млекопитающих увидеть слоненка в благоустроенном зоопарке ничуть не менее интересно, чем в африканском заповеднике; привлекательности второму добавляет лишь то, что в саванне слоненок сам рвет траву и держится настороженно, поскольку могут напасть львы, да и границы парка не заметны невооруженным глазом. Вольеры же лишают птиц самой их сущности: что проку в орле, если вы не видели, как он летает. Поэтому, чтобы понаблюдать за африканскими птицами, надо все-таки ехать в Африку.
Если, как нам твердят, смысл поездки в экзотические страны заключается в том, чтобы «получить впечатления», и если, на чем я настаиваю, наши впечатления состоят в основном из интересных историй, а интересной историю делает элемент неожиданности, следовательно, смысл путешествия в том, чтобы удивляться. Мой брат Том удивился, когда по прибытии в Найроби выяснилось, что его багаж остался в Вашингтоне, в международном аэропорту имени Даллеса. И те четыре дня, что он ждал воссоединения с чемоданом, останутся гвоздем сюжета и в его памяти, и в рассказах о путешествии.
Существует простой способ удивиться: например, не учить уроки. Я вот с удивлением узнал, что цеце, оказывается, вовсе не коварное незаметное ночное насекомое сродни комару, а громадная кусачая дневная муха. Сам виноват. Но теперь я ее запомню, как и плеть из воловьего хвоста с кожаной рукоятью, которой наш танзанийский водитель и местный знаток птиц, Гейтан, отгонял цеце от себя и нашего «ленд-крузера».
Второй неожиданностью для меня стало количество часов, проведенных в этом «ленд-крузере». Орнитологи-любители бо́льшую часть времени передвигаются пешком: либо ходят, либо стоят. Нас же выпускали из машины только в гостиницах да кое-где на площадках для пикника – из-за риска нападения африканских млекопитающих, в частности слонов и буйволов. И даже на территории гостиницы ходить по лесу разрешалось только в сопровождении вооруженного гида, причем стараясь не разбредаться. Брату моему это давалось нелегко: он даже в два годика (как можно заметить по нашим семейным видео) ненавидел ограничения и любил гулять сам по себе. К концу похода, в гостиничке у Нгоронгоро, Том уже так бесился, что я подговорил его улизнуть и пройти последнюю сотню метров в одиночку. За это Дэвид, гид из Rockjumper Birding Tours, задал нам взбучку. В самом начале путешествия другой Том обмолвился, что терпеть не может, когда на него кричат. После отповеди Дэвида мой брат признался, что теперь он, пожалуй, тоже это ненавидит.
Чужая действительность пробивается к тебе, изматывая до предела – и неудивительно. В Африке мне не сразу удалось отделаться от ощущения, что я где-нибудь во Флориде. Но постепенно благодаря простору парков Танзании и Кении и изобилию диких зверей я начал замечать стада травоядных, обитавших в чем-то очень похожем на нетронутую экосистему, мысленно помещал их в исторический континуум, на ранней ступени которого они свободно бродили по всему континенту – и таким образом хоть чуть-чуть приобщался к их совершенству.
Я начал их видеть. Диковинные широкие морды зебр, их крепкие крупы, когда зебры взбираются по склону: казалось, их так легко приручить, объездить, что на деле вряд ли возможно, – и это меня поражало. У сернобыка – удивительное животное! – рога такие длинные, что ему не надо даже поворачивать голову, чтобы почесать под хвостом. Жирафы настолько огромные, что, когда они бегут, кажется, будто смотришь замедленную съемку. (Наверное, маленькие птицы так же видят наши движения.) Антилопы гну поражали количеством: стоило увидеть одну в Серенгети – и ты видел четверть миллиона; мигрируют они всем стадом, растянувшись от горизонта до горизонта, точно бесконечный состав с углем где-нибудь в Монтане. Гиппопотамы по праву считаются самыми опасными животными в Африке, мне же они показались очаровательными: я наблюдал, как огромное стадо валяется в пруду, фыркает друг на друга водой, переворачивается кверху розовым животом и круглыми подошвами. Буйволам же в обаянии нет равных. Смотрят дерзко, что твои спецназовцы, и глаза не по-звериному умные. В Нгоронгоро мы видели, как гигантский буйвол задирал троицу сонных львов, а все стадо с восторгом за ним наблюдало. Буйвол то и дело оглядывался, словно чтобы проверить, смотрят ли на него товарищи, и наступал на львов, пока те не встряхнулись раздраженно и не ушли искать другое место для сна. Победитель же с важным видом направился к своим.
