Будет ли для нас благом или, наоборот, окажется проклятием внезапное избавление от крылатых вредителей, населявших Землю более ста миллионов лет? Удивительно, но ученые не слишком-то беспокоятся о том, что станет с миром в случае исчезновения комаров. Как выразился один энтомолог, если мы уничтожим их завтра, экосистемы, частью которых были комары, лишь немного побарахлят и вскоре продолжат работать как обычно
[195]. Если этот ученый прав и мы способны создать мир, свободный от болезней, которые переносятся комарами, можем ли мы себе позволить не рискнуть создать его?
Я задаю эти вопросы, поскольку тоже ищу ответы на них. Без сомнения, эти вопросы относятся к числу наиболее острых научных проблем, стоящих перед нами сегодня. Жизненно необходимо, чтобы мы все высказали мнение по поводу того, каким образом нам стоит применять эту новую биотехнологию в растительном и животном мире. Я надеюсь, что соответствующее образование и вдумчивый самоанализ помогут нам ответить на эти вопросы – и мы сможем извлечь пользу из “отредактированной” флоры и фауны, избежав при этом самых больших опасностей.
Как и многие другие ученые, я не могу не рассматривать эксперименты на растениях и животных как некие испытательные запуски в процессе приближения к конечной цели редактирования генома. Я имею в виду, конечно, мечту, которую мы с Эммануэль вынашивали с тех пор, когда впервые задумались о последствиях нашего совместного исследования, – мечту о том, что однажды наша работа поможет переписать ДНК пациентов-людей, чтобы исцелить их от болезней.
Глава 6
Исцелить больных
Год 2015-й подходил к концу, и я завершала обычные для конца семестра дела: выставляла оценки студентам и составляла сметы проектов, а также определяла цели научных исследований на будущий год. Впрочем, одновременно с этим я готовилась к выполнению еще одной необычной задачи – докладу, который мне предстояло вскорости представить вице-президенту Джо Байдену на Всемирном экономическом форуме в Давосе, Швейцария, в январе 2016 года.
Приглашение выступить вместе с вице-президентом было самым свежим подтверждением статуса CRISPR как медицинского инструмента. Но еще до этого приглашения я планировала посетить Давос, где лидеры государственных структур и частных компаний собираются каждую зиму, чтобы обсудить глобальные насущные вопросы. Этот визит на форум должен был стать для меня вторым, и на нем, как и в предыдущий раз, меня попросили рассказать о технологии CRISPR и ее влиянии на мировую экономику и общественную жизнь, включая те воздействия, которые она способна оказать на мир медицины.
Однако приглашение вице-президента Байдена было, вероятно, наиболее весомым признанием значения этой технологии для сферы здравоохранения. Не менее значима была и непосредственная причина приглашения: Байден должен был дать пресс-конференцию, на которой вместе с учеными и врачами рассказал бы об инициативе президента Обамы по координации усилий в борьбе с раком. В стиле американской космической программы 1960-х, в рамках которой планировалось отправить человека на Луну – и в короткие сроки эти планы воплотились в жизнь, – этот “полет к раку” был призван собрать вместе лучшие умы страны ради поиска средств для исцеления от рака во всех его проявлениях. Тот печальный факт, что незадолго до этого после многолетней борьбы с раком мозга ушел из жизни Бо Байден, сын вице-президента, сделал повод еще более весомым, обнажив человеческие трагедии и боль, которую рак, не разбирая, причиняет такому множеству семей.
Хоть это и было непросто, я сумела найти коллегу, который мог в январе подменить меня на кафедре, и отправилась в Давос пораньше, чтобы принять участие в пресс-конференции Байдена, которая оказалась ровно настолько прекрасной, насколько и предполагалось. Я узнала много нового от других участников, многие из которых были учеными, непосредственно принимавшими участие в исследованиях рака, в разработке лекарств и лечебной практике. По мере того как они делились с аудиторией новейшими открытиями в этой области медицины, мне становилось все яснее, как далеко мы продвинулись в лечении рака с 1995 года, когда мой отец вступил в краткую и столь неравную борьбу с меланомой. Но так же четко я поняла, сколько нам еще требуется пройти, чтобы найти эффективные средства лечения этой болезни – и уж тем более полного избавления от нее. И тут я в очередной раз напомнила себе, каким образом CRISPR может ускорить процесс прохождения этого пути.
На пресс-конференции, обсуждая технологию CRISPR и ее применение в лечении рака, я видела перед собой батарею телекамер и толпу аккредитованных журналистов – и внезапно почувствовала, что смотрю на себя глазами этих репортеров, недоумевающих: а что специалист по биохимии РНК делает рядом с врачами, посвятившими себя борьбе с раком? Для меня было честью присутствовать там, и в то же время я была слегка смущена тем, какой далекий – и в прямом, и в переносном смысле – путь я проделала, чтобы обсуждать столь важный вопрос здравоохранения плечом к плечу с вице-президентом Соединенных Штатов.
Среди политиков и ученых (да и во всем обществе) все больше признается важная роль, которую редактирование генома может сыграть в разработке новых методов лечения или даже в полной победе над различными заболеваниями. В дополнение к федеральной поддержке фундаментальных исследований в этой области в форме грантов в процесс все больше вовлекается и частный бизнес. В число сооснователей трех связанных с терапией стартапов, два из которых базируются в Кембридже, штат Массачусетс, и один – в швейцарском Базеле, входят ученые (включая меня и Эммануэль), и эти стартапы уже получили венчурные инвестиции в размере сотен миллионов долларов
[196]. На момент написания этих строк все эти три компании стали открытыми акционерными обществами. Пенсильванский университет проводит клиническое исследование основанного на CRISPR средства, которое может стать первым разрешенным в США препаратом подобного рода; инвестор проекта – интернет-миллиардер Шон Паркер
[197]. Новый биотехнологический институт в Сан-Франциско, аффилированный с Калифорнийским университетом в Беркли, Калифорнийским университетом в Сан-Франциско и Стэнфордским университетом, получил щедрую поддержку более чем в полмиллиарда долларов от основателя Facebook Марка Цукерберга и его жены, педиатра Присциллы Чан
[198]. А в Области залива Сан-Франциско я имела честь открыть Институт инновационной геномики, в чьи цели входит управление CRISPR-подобными технологиями таким образом, чтобы эти технологии направляли революцию в генной инженерии на борьбу с недугами
[199].
