– Карл уже мужчина. Да и на вид он старше своих лет. Кстати, на Джерси… – начала я, но вовремя осеклась.
О нет! Поддавшись внезапному порыву, я чуть не проговорилась. Было бы чистым безрассудством рассказывать этой девице, как принц волочится за губернаторской дочкой.
– Как вы знаете, недавно умерла моя тетя, испанская королева… – внезапно поменяла тему моя дорогая племянница.
– Я все еще оплакиваю свою дорогую сестру, – ответила я.
– Осмелюсь заметить, что траур дядюшки скоро закончится, и он станет подыскивать себе новую жену, – сказала дочь Гастона.
«Мерзавка!» – подумала я. Да она дразнит меня! Но она права! Овдовевший испанский король вот-вот опять появится на ярмарке невест. И он сможет предложить ей настоящую корону, а не простые обещания.
Голубые глаза мадемуазель де Монпансье насмешливо смотрели на меня. Они как бы говорили: «Я вижу вас насквозь, дорогая тетушка Генриетта. Неужели вы воображаете, будто я и не догадываюсь, как страстно вы желаете заполучить богатую жену для своего сынка?»
Наверное, я взялась не за свое дело. Наверное, мне следовало предоставить самому Карлу возможность посвататься. История на Джерси была ярким примером того, что он сам отлично умеет улаживать такие дела.
В июне мой сын наконец приехал в Париж. Прекрасная островитянка все же не смогла заставить его ослушаться родительской воли. Мальчик недолго обижался и дулся на меня: очень скоро он принялся отыскивать себе новую даму сердца.
Я несказанно обрадовалась встрече с ним и даже, несмотря на приличия, обняла сына. За время нашей разлуки он сильно вырос и возмужал. Держался он с достоинством и ни на минуту не забывал о своем королевском происхождении. Черты его смуглого от рождения лица были слишком крупными, чтобы его можно было назвать красивым, но его улыбка, голос и манеры пленяли каждого. Я гордилась им.
Он появился в Париже, когда двор находился в Фонтенбло, и добрая королева Анна тут же прислала нам приглашение присоединиться к ней.
Мы выехали вместе и в нескольких милях от дворца встретились с королевой и маленьким Людовиком. Анна благосклонно приветствовала юного Карла, и, когда мы вышли из экипажей возле дворца, она оперлась на его руку, а короля препоручила моим заботам. Вскоре Карл принялся усиленно флиртовать со своей кузиной мадемуазель де Монпансье, но было ясно, что для нее это всего лишь игра и ни о каком браке не может быть и речи до тех пор, пока мой супруг вновь не займет английский престол.
Жизнь – даже такая, как моя, – не может состоять из одних огорчений. В один прекрасный день во Францию прибыла и леди Далкейт (теперь она звалась леди Мортон, так как ее свекор умер) с моей маленькой Генриеттой. Я так привыкла к дурным вестям, что с трудом могла поверить в это радостное событие.
Об их приезде мне сообщила госпожа де Мотвиль, и я поспешила вниз, к их карете, чтобы поскорее обнять свою малышку. Та меня, конечно, не узнала – ведь я покинула ее всего через пятнадцать дней после рождения, а теперь ей было два года и она уже начинала говорить. Девочка взглянула на меня исподлобья и отстранилась, но все равно она была для меня самой красивой и любимой из всех моих детей и останется такой навсегда.
Это была чудесная минута. Я почти поверила, что счастье вернулось ко мне. Правда, ощущение безмятежного блаженства охватило меня лишь ненадолго.
Дорогая леди Мортон! Был ли на свете человек более добрый, более преданный и любящий, чем эта достойная женщина? Генриетта очень привязалась к ней и не хотела с нею расставаться. Я сердечно поздоровалась с этой посланной мне самим Небом покровительницей моей дочурки и попросила у нее прощения за те незаслуженные упреки, которые ей прежде приходилось выслушивать от меня. Она же, преклонив колени, ответила, что не желает ничего иного, как служить мне и принцессе до конца своих дней.
«Ах, – подумала я, – если бы у нас было больше таких верных слуг!»
Я усадила ее подле себя, чтобы выслушать подробный рассказ о бегстве из Утленда.
– Палата общин решила, что принцессу Генриетту вместе с ее братьями и сестрой следует поселить во дворце Сент-Джеймс, а слуг и всю свиту, в том числе и меня, уволить, – повествовала леди Мортон. – Но так как я обещала вам и королю, что никогда не оставлю принцессу, разве только по вашему же приказу, я подумала, что единственный выход для всех нас – это бежать.
– О моя умная, храбрая Анна! – воскликнула я.
– Нам ни за что не удалось бы уехать, если бы не одна хитрость. С нами был некий француз, Гастон, и мы договорились, что в дороге я буду выдавать себя за его жену, а принцессу – за нашего малолетнего сына. И вот мы отправились в путь. Я сказала принцессе, что теперь ее будут звать Пьер и что это такая игра. Мне показалось, что если она даже проговорится, то на ее детском языке слово «принцесса» будет звучать наподобие этого имени. Моя затея не очень-то ей понравилась, как и потрепанное мальчишеское платье, в которое мы ее переодели. Мы не раз подвергались опасности быть схваченными – но, конечно, не по вине маленькой Генриетты, хотя она и порывалась сообщить каждому встречному, что на самом деле она никакой не Пьер, а принцесса. Не могу передать вам, Ваше Величество, какую радость я испытала, оказавшись наконец на корабле.
– А у меня просто нет слов, чтобы выразить вам, леди Мортон, свою благодарность за ту радость, какую вы доставили мне своим приездом, – ответила я.
Прибытие маленькой дочери скрасило мое горестное существование. Теперь со мной было уже двое моих детей: Карл и Генриетта – самый старший и самая младшая. Я с удовольствием замечала, как с каждым днем они все больше привязываются друг к другу. Карл, которого занимало главным образом общество молодых девушек, тем не менее любил проводить время со своей малышкой-сестрой, чьи глазенки загорались всякий раз, когда она видела старшего брата.
Но наше счастье не могло длиться вечно. Боже, как жестоко поплатился мой супруг за то, что возложил все надежды на шотландцев! Я не могла поверить своим ушам, когда услышала, что те продали его англичанам за четыреста тысяч фунтов!
– О, какое низкое предательство! – вскричала я, обезумев от горя.
В глубине души я сознавала, что это конец, но, немного оправившись от удара, поняла, что должна продолжать бороться. Я не имею права сдаваться, даже оказавшись лицом к лицу со смертью.
Карл написал мне:
«Я почти рад случившемуся. Я предпочитаю быть с теми, кто купил меня так дорого, нежели с теми презренными, которые продали меня так дешево».
В Париж хлынули целые толпы наших сторонников. Многие из них являлись в Лувр, а так как королевская семья по-прежнему находилась в Фонтенбло и весь огромный дворец был в моем распоряжении, я размещала их там. Некоторые французы осуждали меня, твердя, что незваные гости совершают в Лувре протестантские богослужения. Я же отвечала на это, что Карл никогда не запрещал мне слушать мессы и что я просто обязана проявить такую же терпимость по отношению к тем, кто приехал ко мне, дабы продолжить его дело.
