2
С годами Гога становился все красивее. По отношению к мужчине подобная характеристика может показаться странной, однако многие отмечали его усиливающуюся внешнюю привлекательность. Фотографии это подтверждают – он в старости был необыкновенно фотогеничен.
По стандартной шкале данные его были невыигрышные – рост ниже среднего, раннее облысение, очень крупный нос при худобе лица, постоянное ношение очков. Компенсацией были два качества. Во-вторых – голос, низкий, глубокий, сильный – с хорошими резонаторами, прекрасного, я бы сказал обволакивающего, тембра. И во-первых – талант! Можно назвать это другими словами – личность, сила, харизма. Интуиция, темперамент, стратегический склад ума, азартность, умение выделить главное и принести в жертву второстепенное – вот неполный список составляющих этого таланта.
Товстоногов был не чужд веяньям моды. Рядом с ним всегда находились советники по этой части, и советы их подвигали его на поступки. Но я абсолютно убежден, что роскошь никогда не была его целью и его блаженством. В конце концов, его личный кабинет и в театре, и дома, комнаты, которые он выбирал для себя в Домах творчества, были в первую очередь функциональны и тяготели скорее к аскетизму, чем к показухе.
Но были четыре объекта, к которым он относился особенным образом, всегда стремился, чтобы они были наивысшего качества – сверхлюкс, и был совсем не против, чтобы окружающие замечали, что это именно сверхлюкс. У него должны были быть абсолютно современные очки, лучшие из возможных сигареты, многочисленные и подчеркнуто модные пиджаки и, наконец, лучшей на этот период марки и редкого цвета автомобиль.
Если добавить к этому, что женщины Товстоногова были всегда стройны и хороши собой, то можно определенно сказать, что в жизни был он человеком, так сказать, с эстетическим запросом.
По складу характера принадлежал он к числу постоянно стремящихся к победе. И по судьбе был он победителем. Счастливое сочетание и не очень частое.
Гога истинно понимал, любил и чувствовал театр. Театр не был для него подножием для других побед и успехов. Театр был целью, началом и концом его желаний.
Он рано стал заметным и очень рано стал признанным – еще в родном Тбилиси, еще в Москве в Центральном Детском театре и уж определенно в Театре Ленинского комсомола в Ленинграде. В БДТ, куда он пришел в 1956 году, он стал великим. И величие шло ему. Когда в конце рядового, не премьерного спектакля публика пять, шесть, семь раз вызывала артистов. А потом в левой ложе, наверху, появлялся Товстоногов. И весь зал поворачивался и, подняв руки, аплодировал ему, а он коротко кланялся и улыбался, это было великолепно. И величественно. И трогательно. Вот тут-то и стали все недостатки его внешности оборачиваться достоинствами, и Георгий Александрович становился по-настоящему красивым.
Не для всех! Это важно заметить! Он был крупным художественным авторитетом, властью, но его внешность, манера речи, его склад мыслей, его культура абсолютно не соответствовали принятому среди властей стандарту. «Своим» для них он никогда не был. Но он был признанным лидером театрального Ленинграда, и с этим приходилось считаться. Приходилось терпеть в своих сферах его, столь на них непохожего. Люди искусства и зрители признали его первенство. Какое-то время был еще баланс между старшим «классическим эстетом и формалистом» Николаем Павловичем Акимовым и новым «классиком и фантазером» Товстоноговым. Но после смерти Николая Павловича молчаливо, но единогласно Товстоногов был избран единственным. И долгие годы на этот Олимп входа никому не было.
По местоположению БДТ имени Горького считался неудобным театром. От Невского, от станции метро 10–15 минут хода. Рядом с театром ни троллейбуса, ни автобуса – ничего. Этим объяснялось, что публика в БДТ ходит мало, а к середине 50-х совсем стало пусто. С приходом Гоги вдруг выяснилось, что дело не в транспорте. Народ в БДТ пошел. Потом побежал. А потом встал в длинные очереди предварительной продажи билетов.
Причина? Можно ответить просто: были спектакли плохие, стали спектакли хорошие. Но так ли это? Я свидетельствую – БДТ и раньше был прекрасным театром. Я постоянный его зритель с 1949 года (с нашего переезда в Ленинград). Театр этот я обожал, и таких, как я, было немало. И артисты были те же: очень хороши и любимы были великолепные О. Г. Казико, А. И. Лариков, В. Я. Софронов, В. П. Полицеймако, М. В. Иванов, молодые – Нина Ольхина, Владислав Стржельчик, Ефим Копелян, Мария Призван-Соколова, Людмила Макарова, Борис Рыжухин. И режиссура в те годы была в театре несомненно серьезная. Какие имена! Б. А. Бабочкин, Н. П. Хохлов, Н. С. Рашевская. Были и спектакли знаменитые – «Девушка с кувшином», «Дачники», «Егор Булычев», «Достигаев и другие», «Гости», «Обрыв», «Метелица». Народ сперва шел, потом меньше шел. Потом совсем перестал идти. Помню, смотрел я «Метелицу» Веры Пановой в отличной постановке Сулимова с ярко играющими актерами. В зале, дай бог, одна пятая мест занята.
И вот пришел Товстоногов. Быстро и весело выпустил «Шестой этаж» – французская комедия, «Когда цветет акация» – советская комедия (режиссура Товстоногова и И. Владимирова). Блеснули и покорили новые артисты – Зина Шарко и Кирилл Лавров, но все остальные-то были прежние. И вдруг тесно заполнились даже неудобные места верхнего балкона под бесконечно высоким потолком БДТ. Так начиналось.
А потом был громовой удар – «Лиса и виноград» Г. Фигейредо с Полицеймако, Ольхиной, Корном. Город дрогнул. Такой пьесы, таких смелых аллюзий, такой театральной формы еще не видывали. Все изменилось в театре. На сцене стало очень светло. В буквальном смысле слова. Сменили аппаратуру, и это оказалось очень важным. Еще важнее – натуральные декорации были заменены условными, и пространство задышало. И важнее всего – театр с либеральных позиций заговорил о сегодняшнем дне. А на дворе был 56-й год, и люди жаждали этого разговора. Такой театр в идеологически замороженном Ленинграде появился идеально вовремя.
И тогда Товстоногов стал собирать свою труппу. Отбор шел строгий – кто из прежних остается в деле, а кто отходит на безнадежно второй план. И кто будет приглашен в труппу со стороны – из других театров, из других городов, из начинающих молодых.
Среди отобранных был и я. Я был принят в труппу БДТ 17 июля 1957 года, будучи студентом третьего курса Театрального института.
3
Отец умер восьмого. Умер в Комарове, в Доме отдыха ВТО. Внезапно.
Самочувствие его в последний год было скверное. Но он работал. Участвовал (я уже говорил об этом) в подготовке и проведении Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Было это всего за месяц до катастрофы. Вернулся в Питер. К докторам не пошел. Устал от докторов. Вместе с мамой и со мной поехал в Дом отдыха. И вдруг…
10 июля с отцом прощались. Толпой стояли эстрадники, много артистов цирка, актеры театров, где он работал, – Театра Комиссаржевской, Театра Комедии. Был венок и от БДТ. Юрия Сергеевича знал весь театральный Ленинград. И он знал всех. Естественно, был он знаком и с Товстоноговым.
