– Вам бы стоило починить ту шину перед дальней дорогой. Наша мастерская там, впереди, в Тукумкари. Мы дадим вам двадцатипроцентную скидку, как членам “Автоклуба”.
Благодарим молодого человека за помощь и совет и, устроившись в трейлере, выезжаем обратно на автостраду 40. Я замечаю, что Джон зажимает визитку между большим пальцем и рулем, словно боится забыть. У съезда на Тукумкари Джон косится на меня и говорит:
– Думаю, нам лучше прямо сейчас заняться этой шиной.
– Как скажешь, – отвечаю я. Это же счастье – чтобы роль мужчины для разнообразия взял на себя Джон.
При въезде в город Тукумкари меня пробил пот. Словно вновь началась менопауза, а мне, поверьте, и первого раза хватило. К счастью, нужная нам заправка оказалась хоть и внутри города, но прямо на шоссе 66, недалеко от симпатичной гостиницы под названием “Голубая ласточка”.
Мы подъезжаем, и к окошку трейлера подходит тот же молодой мексиканец. Несмотря на усиливающийся дискомфорт, я улыбаюсь ему, но он здоровается и отчего-то стоит столбом. Я жду, чтобы Джон заговорил, ведь визитка все еще у него в руках, но Джон тоже молчит.
– Мы последовали вашему совету, – сообщаю я, перегнувшись через Джона. – Во сколько обойдется починка шины?
Молодой человек на миг теряется, потом соображает:
– Вы пробили шину около Гленрио?
Я киваю:
– Да, и вы…
– Это был мой брат, – перебивает юноша. – Он поменял вам шину.
– О! Извините! – Я смущена. Гляжу на его предплечье – татуировки нет. А стрижка один в один.
– Четырнадцать долларов. Полчаса займет.
Не дожидаясь моего согласия, он достает поврежденную шину и тащит ее в мастерскую.
Джон паркует трейлер в тени. Я вручаю ему упаковку крекеров и тихонько вытаскиваю ключи из зажигания: мне пора передохнуть, и не хочется проснуться в Тимбукту. Принимаю голубую таблетку. Последнее, что я вижу, засыпая, – Джон устроился с крекерами и книгой Луиса Ламура в бумажном переплете, по меньшей мере в десятый раз ее перечитывает. Наверное, всякий раз она кажется ему новой. Полагаю, таким образом мы сэкономили немало денег на книгах.
8
Нью-Мексико
Мы едем на запад, время сдвигается, но даже с этим прибавочным часом несколько миль до кемпинга KOA
[11] под Тукумкари тянутся, кажется, вечность. Мне получше, уже не трясет, но Джон не произнес ни одного разумного слова с тех пор, как мы тут остановились. Зевает и болтает сам с собой, краткий просвет ясности оборвали те дорожные негодяи.
Мы устраиваемся, Джон садится за стол внутри трейлера. Я ставлю перед ним банку пепси, миску чипсов, и вскоре он уже дремлет.
Наконец-то я предоставлена сама себе. Смешиваю в зеленой эмалированной кружке коктейль из “Канадиан клаб” с имбирным элем и вылезаю наружу, к переносному столу. Прихватываю с собой трость и умышленно сажусь спиной к столу, чтобы, если что, быстро подняться. Делаю первый глоток – хорошо-то как. Вдали слышатся детские вопли, поначалу они меня встревожили, но когда к первому ребенку присоединяется второй, я понимаю, что они всего лишь играют. И другие звуки: гнусавое завывание маленького самолета, пролетающего над кемпингом, а в отдалении, на автостраде-40, – бум-бум автомобиля, наехавшего на стык асфальта.
Имбирный эль, даже в сочетании с виски, настолько пряный и сильно газированный, что я слегка закашливаюсь. В молодости я пила “Бостон кулерс” прямо на фабрике Вернорс в конце авеню Вудвард, поблизости от реки. Шарик ванильного мороженого плавал на поверхности мерцающей имбирной газировки, и при первом глотке неизбежно чихнешь.
Хорошо, что мы прихватили с собой упаковку “Вернорс” из Детройта. В других штатах его так просто не раздобудешь. Местный напиток, понимаете. Возможно, это самовнушение, но я сразу чувствую действие К.К. – тепло разливается по телу, в груди чуть покалывает, и тут я спохватываюсь, что сегодня приняла две дозы лекарства от дискомфорта. Наверное, я превращаюсь – как это предпочитает называть Опра? – в человека, зависимого от некоторых веществ.
И еще глоток коктейля.
Кемпинг не то чтоб совсем заброшен, но людей немного. Приближается молодая пара с коляской. Я машу им рукой, но они меня будто не замечают. Оба на вид лет восемнадцати, если не моложе. Как это они пустились в дальний путь с младенцем, не понимаю.
– Привет! – кричу я им. – Сколько вашему малышу?
Сначала мне кажется, что они так и пройдут мимо, но девочка оглядывается на меня, потом на своего мальчика. Он втягивает голову в плечи, как черепаха. Девочка наконец оборачивается и кричит в ответ:
– Ей семь месяцев, мэм.
– Чудесная малышка, – говорю я, хотя откуда мне знать на самом-то деле.
Почему-то застенчивость этих детишек придает мне храбрости. К тому же хочется посмотреть на их малышку. После такого дня мне просто нужно увидеть младенца.
И я прошу:
– Подойдите ко мне. Дайте мне разглядеть ее хорошенько. Идите же, я не кусаюсь.
Оба шаркают ко мне, опустив головы. Не доводилось мне встречать таких тощих и молодых родителей, у самих еще молоко на губах не обсохло.
– Так-то лучше, – замечаю я, когда они оказываются передо мной. Теперь я вижу, что это совсем дети, шестнадцати, самое большее – семнадцати лет. Она – худая, бледная, волосы темные, тусклые, светло-карие глаза, девочка-веточка. Бежевый топ обрезан, талия тонюсенькая. Даже родив ребенка, она осталась неуклюжей, не приспособилась еще к женскому телу. У парнишки лицо вытянутое, напряженное, тонким темным волосам над высоким лбом едва ли суждена долгая жизнь. На футболке надпись: “Спортивный магазин ветеранов флота”, но больше ничего спортивного в его облике нет.
Их одежда изношена, лица усталые. Даже младенец тихо лежит в коляске, полуприкрыв лиловые веки, маленькие пальчики шевелятся, словно водоросли.
– Она очаровательна, – лгу я. – Как ее зовут?
– Бритни, – говорит девочка с такой интонацией, будто не отвечает, спрашивает.
Так, завершая каждую фразу вопросительным знаком, разговаривает наша внучка Лидия.
– Прекрасное имя. А вас как зовут?
– Я Тиффани. А он Джесс.
Мальчик щурится на меня, глаза такие же темные, как у малышки.
– А я Элла. Рада знакомству. У вас очень красивый ребенок.
– Правда? – Улыбаясь, Тиффани выглядит и вовсе на четырнадцать.
– Ну конечно, – уверяю я, дивясь про себя, что ей успели наговорить другие люди. – Куда же вы направляетесь?
– В Огайо? У него там тетя с дядей.
– А! В гости? – Да, я утратила совесть, но я хочу это знать.
