– Так проще.
Я поглядела на него и вздохнула:
– Мне это не нравится.
– Это уже давно так, Бри. Это нормально. И всех устраивает.
Я не очень поняла, о чем он, но я увидела, как напряглось его тело, пока мы говорили о городе, и я сдалась, потому что хотела, чтобы ему снова было хорошо со мной.
– Ну а чему еще ты можешь меня научить? – спросила я, поддразнивая его, чтобы сменить тему.
Он поднял бровь и поглядел мне в глаза. У меня что-то сжалось внутри живота, и я почувствовала, как под ребрами начала порхать стая бабочек.
– А ты чему можешь меня научить? – спросил он.
Я медленно покачала головой, постукивая по губам указательным пальцем.
– Ну, я, наверное, могу научить тебя паре штук.
– Ну да? И каких же? – Его глаза загорелись, но он тут же отвернулся.
Я сглотнула.
– Хм, – прошептала я, но затем продолжила знаками, чтобы он смотрел на меня.
– Вообще-то я хорошо готовлю.
Не знаю, почему я это сказала. Я не собиралась ни готовить кому-либо, ни учить никого готовить. Но в тот момент это было первое, что пришло мне в голову, а я хотела заполнить странную неловкую паузу, повисшую между нами.
– Ты хочешь поучить меня готовить?
Я очень медленно кивнула.
– Я хотела сказать, это одна из немногих вещей, в которых ты еще не мастер.
Он улыбнулся. Я еще не привыкла к его улыбкам, и от этой мое сердце забилось сильнее. Это было как редкий дар, который он вручал мне. Я схватила ее и спрятала где-то в своей душе.
– Мне это нравится, – сказал он спустя минуту.
Я кивнула, улыбаясь, и он снова одарил меня улыбкой в ответ.
Мы гуляли по берегу еще час, собирая камни и кидая их в воду, пока я не научилась чиркать не менее трех раз.
Когда потом я вернулась домой, я поняла, что у меня давно не было такого хорошего дня.
* * *
На следующий день я упаковала в столовой несколько бутербродов, вернулась домой, приняла душ, переоделась, посадила Фиби в корзинку велосипеда и снова поехала к Арчеру. Несмотря на то что это я приезжала к нему домой, тем самым проявляя инициативу, я чувствовала, что он тоже прилагает усилия, хотя бы тем, что просто разрешает мне эти визиты.
– Арчер, – спросила я, – но если твой дядя не знал языка жестов, то как же ты с ним разговаривал?
Мы сидели на лужайке, Китти и щенки лежали рядом с нами на одеяле. Толстые щенячьи тушки копошились вокруг, расползаясь сослепу во все стороны, пока мать не подтаскивала их обратно себе под бок.
Фиби тоже лежала рядом. Сперва она немного заинтересовалась щенками, но вскоре перестала обращать на них внимание.
Арчер поглядел на меня. Он лежал, опираясь головой на руки, а потом медленно поднялся и сел, чтобы руки были свободны.
– А я особо не говорил. – Он пожал плечами. – То, что было важно, я записывал. А в остальном просто слушал.
Я молча смотрела на него примерно с минуту, желая лучше понимать его выражение – но оно опять было скрыто под непричесанной копной волос.
– А как же ты выучил язык жестов? – наконец спросила я.
– Взял и выучил.
Я опустила голову, откусив от бутерброда с колбасой, который держала в руке. Арчер слопал свой за тридцать секунд почти целиком, только отдал Китти несколько кусочков колбасы.
– Как? Из книжки?
– Да, – кивнул он.
– А у тебя есть компьютер?
Слегка нахмурившись, он взглянул на меня. Нет.
– А электричество?
Он посмотрел на меня с интересом.
– Да, Бри, у меня есть электричество. У всех есть.
Я решила не посвящать его в то, что он с легкостью может сойти за человека, живущего без всех современных удобств, и снова наклонила голову.
– А телевизор? – спросила я чуть позже.
Он потряс головой.
– Нет, у меня книжки.
Я кивнула, думая, что же передо мной за человек.
– И всему, что ты делаешь – работать с камнем и разводить сад, – ты выучился сам?
Он пожал плечами.
– Каждый может научиться чему угодно, если у него есть время. У меня есть.
Я кивнула, вытащила из бутерброда кусок колбасы и пожевала его пару секунд, прежде чем спросить:
– А откуда ты взял все эти камни для дорожки и для патио?
– Какие-то нашел на берегу озера, а какие-то купил в магазине для садоводства.
– А как ты притащил их туда?
– Принес, – ответил он, глядя на меня, как будто я задала самый дурацкий вопрос.
– То есть ты не водишь машину? – спросила я. – Ты везде ходишь пешком?
– Ну да, – ответил он. – Ладно, двадцати вопросов достаточно. А что насчет тебя? Что ты делаешь тут, в Пелионе?
Я несколько минут смотрела на него, прежде чем ответить. Его коричнево-золотые глаза не отрывались от меня, он ждал, что я скажу.
– Я как бы путешествую, – начала я, но осеклась. – Нет, знаешь что? Я сбежала, – сказала я. – Мой отец… Он умер, и… Случилось еще там всякое, и мне пришлось нелегко, и я струсила и сбежала. – Я вздохнула. – Вот такое дело. Не знаю, зачем я тебе это сказала, но это правда.
Он смотрел на меня дольше, чем мне показалось удобным, и я, чувствуя себя как на просвечке, отвернулась. Но, увидев краем глаза, что его руки движутся, снова посмотрела на него.
– И что, помогло? – спрашивал он.
– Что помогло? – прошептала я.
– Убежать, – ответил он. – Это помогло?
Я уставилась на него.
– Да, в общем, нет.
Он кивнул и задумчиво поглядел на меня, а потом отвернулся. Я была рада, что он не пытался сказать мне что-то утешительное и подбадривающее. Иногда понимающее молчание лучше, чем куча бессмысленных слов.
Я оглядела безукоризненно чистый двор и маленький домик. Все было хоть и небольшим, но ухоженным. Мне захотелось спросить, откуда у него деньги, чтобы жить тут, но я подумала, что это невежливо. Скорее всего, он жил на выплаты с какой-нибудь страховки, которая осталась ему от дяди… Или от родителей. Господи, он пережил столько потерь.
– Ну, Арчер, – наконец сказала я, – насчет урока готовки, о котором я говорила… Ты можешь в субботу? У тебя. В пять? – Я вопросительно подняла бровь.
