– Облезешь! – храбро заявила Аксютка. – У-у, злыдень чешуйчатый…
– Ы-ы…
– Неча после драки мычать, сам виноват. Давай вези нас, – решил Гаврюша и деловито засуетился, рассаживая всех на длинной спине демона.
– Ы-ы, не повызу-у… я быз зубофф… я некасифы-ый…
– Ох ты, скока проблем с их китайскими закидонами… – вздохнул домовой, задумался, наморщил лоб и выразительно прочёл:
Белая ты рыбина, шерстяная няшка,
Покатай нас по полю, длинная коняшка!
Никого не слушай зря, ты такой красивый,
С завитою гривою, словно мерин сивый!
Совершай не злые, а добрые поступки,
Так, глядишь, и вырастут коренные зубки…
– Ты гофоишь стланными стихами, мастел Гаф Лил, – завистливо всхлипнул демон. – У нас так не пишут, но тфои слова соглели мне селдце. Я пофезу фас…
– Это чё? Заклинание было, что ли? – тихо уточнила любопытная Аксютка.
– Не, – отмахнулся Гаврюша. – Просто доброе слово и кошке приятно. Ну, поехали уже!
Маркс, конечно, фырчал, что потеряет голову от рыбного запаха, но тем не менее цепко держался когтями. А остальные на Ша Сэне уже катались, так что устроились, привычно держась друг за друга, как в танце «летка-енка».
– Поехали-и-и!
Впрочем, ехали они не очень долго, беззубый людоед не был настроен на длительную прогулку. Он всю дорогу то и дело чавкал беззубыми челюстями и обиженно мычал.
– Это коммунистический Китай, товайищ? – уточнил Маркс, пригревшись между Гаврюшей и Егором.
– Китай, он самый, – подтвердил домовой, опуская все вопросы политики.
– Коммунизм?! Пьолетаии всех стйан, соединяйтесь!!!
– Нет, товайищ! – не сдержавшись, передразнил его Гаврюша. – Никакого коммунизма и никаких пролетариев тут покудова нет. Они ещё и слов-то таких не знают. У них тут крестьяне, чиновники, вельможи и Нефритовый император с нефритовым жезлом, нефритовой табличкой, нефритовой печатью и нефритовым лбом! Ну ещё до кучи всяческие демоны, Царь Обезьян, драконы и олимпийские игры.
– Буйжуазия!!! Цаизм!!! – возмутился кот-коммунист. – Долой монайхию! Долой йабство!!!
– Всё будет веков через десять. Извиняй, ты опередил своё время, – обернувшись, объяснила Аксютка, на ходу потуже переплетая растрепавшиеся косички.
– Как жить, товаищи?!
– Жизнь боль, – поддержал Гаврюша, успокаивающе почесав его между ушей.
Егорка ничего не понял, но тоже старательно погладил бабушкиного любимца. Баюн расслабился и замурлыкал…
Глава двадцать четвёртая
Знаете, кого едят в Китае? Вы удивитесь!
У ворот стадиона развернулись торговые ряды. Разноцветные палатки, лавки, просто китайские бабушки со складными табуреточками и самыми разными сувенирами.
– Гаврюша, а что там продают? – Любопытный Егорка вытянул шею.
– А я почём знаю? Сейчас увидим. Тпру, рыбина! Тут нас высади и отползай подальше, букашек дёснами шамкать.
– Ы-ы… – Раздавленный горем беззубый Ша Сэнь, укоризненно промычав что-то невнятное, лёг белым брюхом в пыль, ссаживая с себя пассажиров.
Все привычно спрыгнули, кроме разомлевшего кота. Он тяжело плюхнулся на задницу и откатился в кусты. Судя по гнусавому воплю Маркса, кусты были колючие.
– Спасибо, Ша Сэнь, – вежливо поблагодарил его мальчик. – А насчёт зубов не расстраивайся так. Бабушке виниры с Алиэкспресса подарили, а они ей не нужны, у неё все зубы хорошие. Я тебе в следующий раз эти виниры принесу. Они на присосках, в рекламе показывают, что это очень удобно.
– Ы-ы?! – удивился белый демон.
Капитан Красивый кивнул и, протянув руку, уверенно погладил демона по белой шерсти на лбу. Округлив водянистые глаза, Ша Сэнь уполз в тень деревьев и свернулся калачиком, напоминая подтаявший мартовский сугроб. Ему было трудно поверить в такое великодушие. Но вдруг ученик Духа Дома уже познал Будду? Тогда его тем более нельзя есть, хоть и хочется…
– Чё ты с ним разговариваешь? – проворчал Гаврюша. – Гладишь его ещё. Вдруг он блохастый или бешеный? Лечиться ещё потом…
– Он не блохастый. И не бешеный, – возразил Егор. – И вообще никакой он не плохой, на самом деле он даже добрый. Он же не виноват, что он людоед…
– Не виноват он… А кто ему виноват? Столько раз тебя сожрать хотел, Аксютку вон за рукав цапнул, а ты ему новые зубья обещаешь.
– Ага-ага! Видишь, какая дырка? – согласно закивала рыжая домовая, показывая разорванный рукав.
– Ой, русская лавка! А у них есть петушки на палочке? – ловко перевёл разговор мальчик, бегом бросаясь к палатке, раскрашенной хохломской росписью.
Бородатый домовой оценил детскую хитрость друга и, запустив руку в карман штанов, выудил оттуда круглые монетки с квадратной дыркой посередине. Продавец улыбнулся и протянул Аксютке с Егором по петушку.
– Я пока не буду, – сказал Егор. – Мне бабушка не разрешает сладкое до ужина.
– А я буду, мне она не запрещает! – Аксютка схватила обе конфеты и запасливо спрятала их в рюкзак.
– Так, вы куда… куда бежите, товайищи?! – жалобно промяукал говорящий кот. – Я за вашей йезвостью не успеваю, у меня лапки-и!
– Так ты далеко не отходи, хвостатый, – предупредил его Гаврюша. – Энто волшебный Китай, тут много желающих твоей тушкой перекусить, а из шкурки шапку сделать!
– Кошмай, йазве так можно с йоссийскими туйистами?!
– А это что за штука такая?
Егорка показал пальцем на соседнюю лавочку, в которой на специальных металлических цилиндрах крутились плоские колечки из теста, присыпанные сахаром и корицей.
– Тыр… тр-дель-ник, – по слогам прочитал он слово, написанное на деревянной табличке на нескольких языках, в том числе и на русском. – Гаврюша, это что?
– А вот энто я не знаю. Если по запаху судить, вкуснятина какая-то чешская. – Он недоверчиво покосился на продавца. – Чё, не потравишь нас своими булками?
Продавец отрицательно замотал головой, снимая три горячих сладких колечка и протягивая друзьям. В обмен на китайские монетки, разумеется.
– Вкуснота! – Счастливая Аксютка захрустела сладкой выпечкой, вытирая липкие пальцы о порванную кофточку. – А давайте ещё тут походим? Может, тут ещё что-нибудь интересненькое есть?
– Да тут полно всего, а вот денег в моём кармане не прибавляется, – напомнил ворчливый домовой.
– А где же «Дьюжба», товайищ?
– Нет тут «Дружбы». Не знаю я, чем тебя в энтом мире накормить можно. Беги вон к озерцу, рыбки себе налови.
Возмущённый до глубины души кот, схватившись лапкой за сердце, сокрушённо простонал и, гордо задрав хвост, пошёл впереди троицы, всем видом показывая, что жутко обиделся.
