– Так где же он? – не унимался Егорка. Он казался себе таким маленьким и беспомощным.
И только сейчас вдруг заметил, что пижама его исчезла, теперь он замотан в банное полотенце, а волосы совсем мокрые. Так и простудиться можно, ветер здесь прохладный. Он поплотнее закутался в огромное полотенце, которое по размерам больше походило на махровую простыню, и перекинул свисающий угол через плечо.
– Где наш Маркс? – повторил он свой вопрос рыжей лисице, весело скачущей по сочной траве.
– А что, если мы с сестричками его съели? – предположила она, улыбнувшись и показав огромные страшные зубы, точно такие же, какие были у демона Ша Сэня, пока домовая их не выбила.
Мальчик испугался и отступил на два шага назад.
– Ха-ха! Хи-хи! – рассмеялась лисичка. – Обманула-обманула! Провела тебя! Мы его не съели!
Егор Красивый не улыбнулся. Ему уже надоела эта глупая игра…
– Пойдём со мной, пойдём! Я тебе его покажу! – Лисичка в три прыжка преодолела расстояние до ближайших кустов и упрыгала в лес.
В лесу было светло и зелено, яркое солнце пробивалось сквозь листву невиданных деревьев. В центре просторной поляны на пеньке сидел говорящий кот. На его ушах косо держался венок, сплетённый из листьев и веточек. Непонятно зачем, но это же сон…
– Маркс! Пошли домой! – обрадовался Егорка.
Кот презрительно посмотрел на него и отвернулся. Из-за пенька выпрыгнули ещё две лисички.
– Куда это ты зовёшь нашего царя? – хором спросили они мальчика.
– Это же кот…
– Да! Ха-ха! Этот кот наш царь! Царь зверей! Хи-хи!
– Но он не может быть вашим царём. Он должен лечить бабушку от давления! Маркс, скажи им!
– Ха-ха, ха-ха, – засмеялись лисички. – Коты не разговаривают!
– А этот кот разговаривает! – упрямо возразил Егор. – Скажи им, Маркс!
– Мяу, – неохотно отозвался кот и принялся вылизывать лапу в белом носочке.
– Ха-ха! Какой смешной мальчик! – смеялись лисички. – Оставайся с нами, смешной мальчик!
– Я не смешной, – надулся Егор Красивый. – А вы, случайно, Царя Обезьян не видели?
– Кого-кого? Ха-ха! Хи-хи!
– Царя Обезьян, – терпеливо повторил мальчик. – Прекрасного Сунь Укуна.
«И чего эти глупые лисички вечно хохочут и мельтешат перед глазами?» – подумал он.
– Сунь Укуна? Сунь Укуна? – переспрашивая друг у друга, бормотали лисички. – Да разве Сунь Укун царь?!
Они расхохотались сначала весело, а потом злобно, прыгая по поляне, срывая передними лапками траву и подбрасывая её вверх. Недоумевающий Егор решил, что нужно поскорее забирать Маркса и уходить отсюда, посмотрел на пенёк, но вместо кота там уже сидел лысый монах.
На этот раз он был не в белых, а в красных одеждах, его лицо было злым, и он хлестал волшебным хлыстом маленькую, размером с белку, обезьянку. Обезьянка визжала от боли при каждом ударе, на её шёрстке оставались ожоги, а чтобы она не убежала, монах удерживал её за длинный хвост, намотав его на руку.
– Плохая обезьяна! Глупая обезьяна! Непослушная обезьяна! – то и дело повторял монах, не переставая бить несчастное животное.
– Зачем он бьёт обезьянку?! – спросил Егор у лисичек.
– Зачем? Ха-ха! За то, хи-хи! – злобно смеялись лисички. Одна из них, подпрыгнув поближе к обезьянке, звонко щёлкнула её по носу, и маленькая обезьянка снова вскрикнула.
– За то, что глупая обезьяна сняла подарок богини! Волшебный обруч! Свою корону! – пояснила мальчику вторая лисичка.
– Так это Сунь Укун?! Прекрасный Царь Обезьян?! – не поверил своим глазам Егор.
– Ха-ха! Хи-хи! Сунь Укун! Сунь Укун! – закивали лисички. – Только теперь он не царь! Теперь он глупая маленькая обезьянка! Ха-ха!
Солнце вдруг заволокло грязными тяжёлыми тучами. Где-то загремел гром. Внезапно в дальнее дерево ударила молния, и лес загорелся. А жестокий монах продолжал пороть бедную обезьянку. Потом встал, высоко поднял Сунь Укуна за хвост, потряс в воздухе и бросил в траву.
– Не трогайте его! – Егор подошёл к Сунь Укуну, чтобы поднять его, но в траве лежал только плюшевый кот-юнга с длинным, как канат, хвостом. Внезапный порыв ветра сбил мальчика с ног, и он повалился в траву, обхватив руками игрушку.
– Глупая обезьяна! – крикнул монах, замахиваясь хлыстом то ли на игрушку, зажатую в руках зажмурившегося мальчика, то ли на него самого. – Вставай, соня! Все бока отлежал!
Егор удивлённо распахнул глаза. Перед ним стоял Гаврюша с всклокоченной бородой и съехавшей набекрень шапкой. Было раннее утро, зимнее солнышко ласково светило в окно.
– Гаврюша! Это ты!
– Я, конечно, а кто ж? Мама завтракать зовёт, вот и бужу тебя. Мы с рыжей уже встали давно, даже подраться успели, а ты всё спишь. Был бы ты девчонкой, назвали бы тебя Соня-Сонька!
– Гаврюша, нам срочно надо идти в Китай! – вскакивая, сказал Егор. Серый кот-юнга, в обнимку с которым он спал, плюхнулся на пол.
– Да знаю я, мне уже Аксютка рассказала, как вы кота говорящего прощёлкали. Эх, беда!
– Нет, Гаврюша! То есть да! – поправился мальчик. – Маркс убежал в Китай. Но нам нужно поскорее Сунь Укуна спасать!
– А чего его спасать-то? – удивился домовой. – От чего да от кого?
– От всех! – пояснил Егор, наскоро одеваясь. – Если ему волшебный обруч не вернуть, он превратится в маленькую обезьянку, а потом вообще…
– Что вообще?
– Я не знаю, – честно признался мальчик. – Но его нужно спасать!
Гаврюша снял ушанку и задумчиво помял её в руках.
– Ох, Егорка, вот как тебя понять, когда ты сам ничего не знаешь… – буркнул он, надевая шапку обратно. – Ладно. Пойдём уж сначала бутерброды есть, а потом спасать твоего Царя Обезьян.
На кухне мама и Аксютка уже мило болтали и пили чай. Егор, умывшийся и почистивший зубы под присмотром бдительного домового, поздоровался со всеми и уселся рядом с девочкой.
– Мама, мне такой сон снился! Там лисички и наш кот, а ещё…
– Да-да, милый, ты мне вечером сон свой обязательно расскажешь. – Александра Александровна поставила перед сыном кружку с чаем, а в центр стола тарелку бутербродов с сыром и колбасой. – А сейчас мне уже на работу бежать пора. Глаша ещё раньше, с бабушкой вышла.
Она быстро поцеловала Егора в щёку, уходя с кухни. Через пару минут хлопнула входная дверь, и друзья остались дома одни.
– Ну чё, пьём чай и сваливаем в Чайна-таун? – уточнила Аксютка.
– Ну и выражения у тебя… – хмыкнул домовой, взяв с тарелки бутерброд с колбасой.
– Нормальные у меня выражения, – беззлобно огрызнулась девочка.
