12
Вечером за ужином Кузя взахлеб рассказывал Маше о том, как он устраивался «фотомоделем». Вообще-то это именно Маша послала их с Тимкой к своей подруге Соне Дьячевской, хозяйке фотостудии. Соня позвонила вчера и попросила прислать пацанов, чтобы сделать пробы для рекламы газированной воды.
— Мне нужна смазливенькая рожица метр на два для стенда, — басила Соня.
— Наши рожицы помельче будут, — ответила Маша.
— Да ладно тебе цепляться. Это размер стенда. Там будет физиономия, стакан, бутылка и надписи. Дело срочное, пришли их завтра, я гляну.
И вот теперь до Маши вдруг дошло:
— Кузя! А при чем здесь трусы? Софья Константиновна же говорила только про рожицу. Там бассейн, что ли, будет с этой газировкой?
— Ну, не знаю… — протянул Кузя. — Она меня на постоянную работу берет. Завтра три часа съемки — 10 баксов. И так всю неделю в бассейне «Лазурном». А дальше по потребности.
Рокотова кинулась звонить Софье.
— Соня, ты куда моего пацана тянешь? Какой бассейн? Ему экзамены сдавать выпускные!
— Дорогуша, — протянула Соня, — ты что? Какие экзамены? Такое тело у парня! Да с таким телом никакого образования не надо, только этим крути, ну, торсом, торсом. И весь будет в шоколаде.
— Да у него нет еще никакого тела, он еще ребенок!
— Не скажи. Теперь мускулы не в моде. Теперь нужны вот именно такие мальчики-конфетки.
Маша, зная неистребимую любовь Дьячевской к молоденьким свежим юношам, зло прошипела в трубку:
— Ты там как хочешь, а Кузьку ты не получишь! Только через мой труп.
— Не зарекайся, — захохотала Софья. — Да ладно, не бойся, не трону я твоего птенчика. Прикажу ему каждый день тебе отчеты писать. Только серьезно: тело телом, но у парня ведь талант. Он любое выражение лица, любую позу с ходу берет. Да еще такого уникального оттенка блондин. Машка, клянусь, будет в целости. И ведь самому ему так хочется… Работать!
— Верю, пока верю, но — смотри у меня, — нехотя согласилась Маша и повесила трубку.
Она распахнула дверь и с размаху ударила ею Кузьму прямо по лбу. Мальчик охнул и сел на пол.
— Подслушивать вредно для здоровья, — назидательно заявила Маша, поднимая Кузю с пола за ухо, и поцеловала его в пострадавший лоб.
— Ага, вот будет теперь синяк, весь товарный вид мне испортила.
— Ничего, я сейчас у Тимки из штанов ремень вытащу и все подправлю.
Тут снова зазвонил телефон.
— Рокотова Мария Владимировна? — осведомился незнакомый женский голос.
— Да, слушаю вас.
— Следователь Боброва Марина Андреевна, Бескудниковское управление милиции. Григорьева Анна Николаевна вам кем приходится?
— Мне? Подруга. Однокурсница…
— Понятно. Вы будете заниматься похоронами?
— Ка-какими похоронами? Чьими?
— Мария Владимировна, ваша подруга умерла, вам еще не сообщали? — устало произнесла женщина.
В ушах у Маши стало так жарко, словно туда налили расплавленный свинец. И что-то там говорила в трубке эта женщина, какой-то там следователь. Сквозь свинец было плохо слышно.
— …завещание вы заберете у меня, телефончик запишите… пишите… шите…
До кухни Маша шла долго-долго, а когда наконец дошла, растерянно села за стол.
— Мам, что с тобой, мама!.. — всполошился Тимка.
Кузя быстро налил в стакан воду.
Автоматически Маша сделала глоток, тупо глядя перед собой:
— Аню Григорьеву убили.
13
Уже в середине следующего дня Маша сидела в кабинете капитана милиции Бобровой, довольно молодой приятной женщины.
— Этим делом будете заниматься вы? — спросила Рокотова.
— Каким делом?
— Делом об убийстве Анны Григорьевой.
— Мария Владимировна, никакого дела не будет. Его закрыли, не успев открыть.
— Почему? Ведь человека убили…
— А кто вам сказал, что ее убили? Ваша подруга покончила с собой. Ее нашли в собственной квартире. На столе завещание и записная книжка, открытая на странице с вашим телефоном. Упаковка таблеток «Дигоксина». Там нечего расследовать, — заключила Боброва. — Мне очень жаль…
— Кто ее нашел? — упавшим голосом спросила Маша.
— Соседка. Утром она обнаружила на своем коврике записку с просьбой зайти к Григорьевой. Дверь была не заперта. Ваша подруга все предусмотрела. Вот смотрите.
Следователь достала из сейфа большой конверт, извлекла из него аккуратный большой ежедневник и открыла на заложенной странице.
— Вот здесь ваш телефон, рядом запись «Кладбище» и пять восклицательных знаков. Очевидно, она хотела, чтобы похоронами занимались именно вы. Может, она хотела быть похоронена на каком-то конкретном кладбище, о котором знали именно вы?
Маша подумала и кивнула:
— Пожалуй, да. Теперь только я знаю, где похоронена ее дочка, наверное, Аня хотела бы там же…
— Ну вот, а здесь, на соседней странице — Ставрова Екатерина. И приписка — «година». Я пока не нашла эту Ставрову, если она будет на похоронах, сообщите ей, пожалуйста, что покойная хотела, чтобы через год поминки собрала она. Хотя, как уж сами решите. Родных-то ведь у Григорьевой нет?
— Нет, уже нет, — подтвердила Маша. — Только бывший муж, но он давно в Штатах. Да и не стал бы он этим заниматься. Я все сделаю. В каком она морге?
— Вот адрес, — следователь протянула Маше листок. — Да подождите, вот еще ключи от квартиры, там опечатано, можете вскрывать. Деньги, двадцать две тысячи рублей, изъяты из квартиры, ежедневник и завещание. Давайте паспорт, я все оформлю, вы распишитесь, что получили.
— А почему завещание забирать? Кому его передать?
— Да никому! — рассердилась Боброва. — Вам все завещано, порядок вступления в наследство узнаете у нотариуса.
Маша вышла из здания милиции и не знала, куда ей идти и что теперь делать.
14
Маша Рокотова брела незнакомыми дворами, в полной растерянности разглядывая пробивающуюся на черных газонах настырную травку. Снег давным-давно сошел, а асфальт новеньких дворов казался вымытым и высушенным специально к Первомаю.
Бедная, бедная Аня. Вот она знала, как хоронить близких, всех схоронила: мать, отца, Леночку, Сашкиных родителей. Маша приезжала только готовить поминки. Что же делать? С чего начинать?
Когда Маша не знала, что ей делать, она всегда делала одно и то же: спрашивала у матери. И теперь набрала ее телефон.
