— Есть. Марья, я тебе когда-нибудь в помощи отказывал?
Маша закусила губы. Что тут скажешь?
— Нет, не отказывал.
— А я к тебе когда-нибудь за помощью обращался?
— Вообще-то нет, — примирительно вздохнула она.
— А теперь обращаюсь. Ты нужна мне срочно. Приедешь?
— Приеду, — окончательно смирилась она. — Только не раньше, чем завтра вечером. Идет?
— Идет, — обрадовался Ильдар. — Значит, послезавтра мы вместе пообедаем, и я все тебе расскажу. Все, пока. Я на тебя надеюсь.
Он отключился, не дождавшись Машиного «до встречи». А она бросила на стол запачканный тестом телефон и побежала мыть руки.
53
— Давно так не наедалась, — блаженно пробормотала Марина Боброва, закрывая глаза и откидываясь в кресле. — Терпеть не могу готовить для себя одной, а есть люблю.
— Я тоже больше люблю есть, — согласилась Маша. — Дома у меня чаще готовит сын.
— Он большой? — заинтересовалась Марина.
— Нет, маленький еще, но думает стать поваром.
— А второй сын старше или младше?
— Честно говоря, им обоим по семнадцать, но я почему-то считаю родного сына старше, чем приемного.
— У тебя приемный сын? — поразился Остап.
— Ну, вообще-то я его не усыновляла, я его опекун. Но привыкла считать своим сыном.
— А у меня детей нет. Да что там, у меня и мужа-то пока нет.
Марина сказала это легко, без тени грусти, чем немного раздосадовала Шульмана: он считал, что любая женщина, не побывавшая замужем, должна чувствовать себя ущербной и непременно стремиться к браку. Или это ему все время такие попадаются?
Он решил вернуть Марину от блаженного отдыха к работе:
— Ты чай допила? Давай отчитывайся, что нарыла?
— Может, ты первый? Хотя, ладно, — она еще повозилась в кресле, устраиваясь поудобнее и пристраивая на колени растрепанный ежедневник. — Что касается проработанного мною списка, то мертвы пятьдесят процентов бывших пациентов вашего академика, то бишь трое. При этом член-корреспондент Российской академии наук Поярков умер естественной смертью от инфаркта на семьдесят втором году жизни, еще до смерти самого Цацаниди, у которого он лечился от инсульта. Как говорится, от инсульта убегал он, но инфаркт его догнал. Я говорила с его вдовой, она считает, что причиной инфаркта стала трагическая гибель их сына, которого убили и ограбили в подъезде их дома. Между окончанием лечения у Цацаниди от инсульта и роковым инфарктом прошло всего четыре месяца. Участвовал ли Поярков в каких-либо экспериментах, вдова не знает. Похоронами полностью занимался лично Цацаниди через свою клинику. Не понимаю, Ося, зачем ты просил это выяснить?
— Потом объясню.
— Потом так потом, — покладисто согласилась Марина и продолжила. — Чирко Андрей Михайлович, директор крупной строительной компании «Ас-Ко»… Начала заниматься и вспомнила: это тот самый, который пригласил журналистов для подготовки серии рекламных статей к юбилею своей компании, повел их по строящемуся объекту и выбросился с шестнадцатого этажа прямо перед камерами. Эти фото обошли все газеты. Жена говорит, что такой исход ее не очень удивил, а судя по тому, как она живет, получив наследство, не слишком и расстроил.
Чирко последнее время был подавлен и склонен к суициду. Он искал убийц своего брата, учителя коммерческого колледжа. Брата убили грабители с целью завладения автомобилем. Голова у Чирко еще до смерти брата была не в порядке, он был в Египте, летал там на каком-то дельтаплане, упал и ударился о скалу, а потом удалял гематому в клинике Цацаниди. Кстати, жена академика Цацаниди приходится двоюродной тетушкой Андрею Чирко.
После гибели брата у Чирко начались видения, галлюцинации, он пытался рассказывать о них жене, но та пугалась и слушать не хотела. Хоронили его опять же через клинику Цацаниди. Они сами предложили помощь, вдова согласилась.
Марина перевернула страницу ежедневника, глотнула остывшего чаю.
— Легкоступова Арина. Аспирантка ординатуры при Институте нейрохирургии мозга. Научный руководитель — профессор Стольников. Несчастная мать рассказала, что девушка была влюблена в старика-академика, директора института, и всерьез собиралась отбить его у жены. К этому страстному увлечению присоединялось еще и чувство огромной благодарности, он спас ее от смерти, уговорив пройти обследование и обнаружив нарушение мозгового кровообращения. У Арины и правда иногда побаливала голова, но нет такой женщины, у которой она не болела бы хоть изредка. Но Арине угрожала настоящая опасность, и Цацаниди ее вовремя спас.
Вскоре после удачной операции у Арины умерла сестра-близнец, выпала из окна офиса, где работала. Может, конечно, кто и подтолкнул, неизвестно. На Арину это подействовало убийственно: она полгода пролежала в клинике института между жизнью и смертью. Потом, вроде, оправилась, но тут умер Цацаниди. Это совершенно раздавило девушку, она еще полгода ходила как тень, а потом отравилась газом. Хоронили ее тоже из клиники института.
Про умерших все. Теперь о живых.
Светлана Пересветова, имя красивое, правда? Практически ничего узнать не удалось. Муж очень крупный бизнесмен, живут они в районе Рублевского шоссе. Жена действительно лечилась у Цацаниди. Три месяца назад после ссоры с мужем выпила уксусную кислоту, с тех пор, естественно, молчит.
Двое оставшихся в полном порядке. Хотя Виктория Бурмистрова, я бы сказала, в большем порядке. Она по сей день работает в клинике института детским нейрохирургом.
А вот Алексей Навицкий, программист, это, Остап, по твоей части. Зачем ты мне-то его подсунул?
— Не понял…
— Так им ваши же на Петровке занимаются, он проходит подозреваемым по делу об убийстве, сидит он…
— Точно! — Остап хлопнул себя ладонью по лбу. — Маша, помнишь Анну Феоктистовну?
— Это ее сын Алешенька?
— Да, Алексей Навицкий! Ладно, при необходимости возьму его на себя.
— Можешь начинать, — обнадежила его Марина, — необходимость уже есть. Подводя промежуточный результат, даже не зная того, что вы оба скажете, считаю, что дело можно смело возбуждать. Все погибшие лечились и наблюдались только у Цацаниди. Почему? Потому что все они так или иначе состояли с ним в хороших личных взаимоотношениях и не имели причин сомневаться в его компетенции. Еще у меня есть предположение, что академик, конечно, оперировал гораздо больше пациентов, может быть, что и процессоры вживлял не только тем больным, которые погибли после его смерти, но все эти погибшие имели, так сказать, в анамнезе личную трагедию: смерть близкого человека. У Пояркова — сын, у Чирко — брат, у Легкоступовой — сестра.
— У Ани Григорьевой — дочь… — вставила Маша.
— Да, дочь. Мне думается, интерес для экспериментальных исследований представляли в первую очередь те, у кого кто-то умер. Придется расспрашивать и выживших пациентов, кто умер у них.
