— Ну нет! — возмутилась Маша и быстро натянула куртку.
Они дошли до остановки, не обращая внимания на дождь. Подошел еще один автобус. Кузю он не привез. Не привезли его и две подошедших следом маршрутки.
— Тима, а может, мы с ним разминулись? Может, пока мы дом обходили, он с другой стороны к подъезду подошел?
Тимур покачал головой.
— Пошли домой, надо звонить, — сказал он.
— Кому?
— Мама, надо звонить в милицию. И, там, в больницы, что ли…
Маша широко раскрыла глаза, поднесла ладонь к губам и снова расплакалась.
В больницах Кузи не было. И в бюро несчастных случаев о нем тоже ничего не знали. В милиции спросили возраст и велели ждать трое суток, может, объявится.
— Трое суток!? — возмутился Тимур. — А если ему помощь нужна!
— Тима, он ведь не мог убежать, правда? — Маша уже почти взяла себя в руки.
— Конечно, нет!
— Значит, с ним действительно что-то случилось. Или его похитили…
— Или убили, — мрачно сказал Тимур.
— Тьфу! Сплюнь! Пошли в дежурную часть!
— Что туда идти? Ты же слышала, что они по телефону сказали: трое суток.
Но Маша уже была настроена твердо и решительно.
— Сказали? Пусть они мне это на заявлении напишут! Я посмотрю, какие там трое суток!
61
Из-за пыльного стекла с надписью «Дежурная часть» на ночных посетителей не то сонно, не то нетрезво смотрел оплывший милиционер.
— Я вам говорю, мамаша, погуляет и вернется. Вспомните себя в семнадцать лет.
— При чем тут я? — возмутилась Маша.
— А при том, что ваши родители тоже, небось, по моргам-милициям звонили, когда вы с мальчиками гуляли…
— Так! — раздраженно стукнула кулаком по стеклу Маша. — Я опекун этого мальчика, назначенный, между прочим, государством. К побегам ребенок не склонен, и мне точно известно, что ехать он собирался домой! Вы будете оформлять заявление?
— Да успокойтесь, гражданка. Принял я ваше заявление. Устного заявления вполне достаточно. Как, говорите, его зовут?
— Ярочкин Кузьма Альбертович, год рождения…
— Не надо год рождения. Все, идите домой и ждите.
Тимур отодвинул растерявшуюся мать от окошечка.
— Товарищ лейтенант, вы, конечно, можете принять у нас устное заявление, только вы должны оформить его на бланке, чтоб мы там подпись поставили. Потом вы его зарегистрируете, поставите штампик, дату, номер, подпись свою. И нам выдадите бумажку о том, что его именно вы приняли. Правильно? Если не помните, так загляните в свой поминальник!
Маша с ужасом смотрела, как лицо милиционера наливается краской.
— Ты кто такой меня учить-то! — рявкнул он на Тимку.
— В данное время я свидетель. Свидетель того, что вы отказываете в приеме заявления, да еще и пытаетесь ввести заявителя в заблуждение. Пошли, мам.
Он потянул мать за руку к выходу. Ошарашенная, она послушно пошла за ним.
На улице, у входа в здание, Тимур, озираясь, отодрал от стенда «Внимание! Розыск!» два листка с какими-то черными портретами.
— Надо было, конечно, дома заявление написать, ну, ничего, здесь напишем.
Скрючившись на ступеньках под козырьком подъезда отделения милиции, Тимур долго писал, а потом сунул листки и ручку матери.
— Подпиши.
Маша стала читать заявление.
— Тима! Какие двенадцать тысяч у него с собой были? Откуда?!
— Ниоткуда, — отмахнулся Тимур. — Видишь ли, если человек просто пропал, откроют розыскное дело и делать по нему ничего не станут. А если он с машиной или с деньгами пропал, то — ага! Может быть покушение на убийство, грабеж… Тогда уголовное дело должны возбуждать. Там уже и спрос другой. Это нам препод на курсах рассказывал. Думаю, двенадцать тысяч — нормально, хватит. Я написал, что он сотовый телефон хотел покупать.
— Господи, верни мне Кузьку! Самый дорогой телефон ему куплю! — воскликнула Маша. — Тим, но ведь выяснится, что мы врем, когда его найдут.
— Да пусть выяснится, лишь бы нашли!
— Это точно!
Вскоре они снова стояли перед мутным стеклом.
— Вы что, думаете, я на таких огрызках у вас заявление возьму!? — бушевал лейтенант.
— А вы попробуйте, не возьмите, — спокойно парировал Тимур. — Мы все ваши слова сейчас на диктофон записываем, а завтра пойдем сами знаете куда.
Лейтенант молча встал, отшвырнул стул и стал рыться в поисках какого-то журнала. Еще через несколько минут Маша и Тимур держали в руках экземпляр своего заявления, на котором чин-чином стояли штамп, дата и даже время регистрации. И стояла подпись — лейтенант милиции Скотников.
Несмотря на усталость и беспокойство, они переглянулись и улыбнулись.
— Тима, смотри, свет горит! — закричала Маша и бегом кинулась к подъезду. Тимур вздохнул и пошел следом: он хорошо помнил, что это он не выключил свет в кухне, не захотел возвращаться, плохая примета. На звонок никто не открыл. Дрожащими руками Маша отперла дверь и кинулась к разрывающемуся от трезвона телефону.
— Кузя! — закричала она одновременно в трубку и в квартиру. — А, Соня… Нет, Сонь, не вернулся…
62
Светало. Они все еще сидели за кухонным столом и ждали. Автобусы уже давно не ходили, скоро пойдут первые утренние. Вдруг да приедет Кузька.
Когда зазвонил телефон, Тимка первый сорвал трубку.
— Да! Дома, а кто ее спрашивает?.. Тебя, — он передал матери трубку.
— Я слушаю, говорите. Алло?..
— Молчите и слушайте — произнес молодой мужской голос. — Ваш сын у нас, э-э… в гостях. Хотите увидеть его целым и невредимым — не ходите в милицию, а быстро и четко выполните наши требования.
— Сколько вы хотите? — воскликнула Маша.
— Нисколько, — усмехнулся собеседник. — Нисколько и одновременно много. Нам нужны документы Цацаниди.
— У меня их нет!
— Есть! А если вы по-прежнему считаете, что у вас их нет, то поищите. У вас есть неделя на поиски. Семь дней, а потом вы будете получать вашего сына частями.
— К-какими частями?..
— Разными, там увидите. Откроете посылочку и увидите. Мария Владимировна, вы умная, интеллигентная женщина, должны понимать, что ведете нечестную игру. Если через семь дней документы не окажутся в Москве у известного вам руководителя, мы с вами будем играть уже совсем по другим правилам. И уверяю вас, последний ход будет за нами.
Маша долго сжимала трубку в онемевшей руке и слушала короткие гудки. Тимка, который во время разговора прильнул щекой к тыльной стороне трубки, с трудом разжал пальцы матери.
